640 Когда полдневный свет мрачится
И тучи молния сечет,
Когда за громом гром катится
И тверду ось земля трясет,
Из грозных облак возникаешь
Ты, мир даруя небесам,
Дыханье ветров запрещаешь,
Смеешься буре и громам.
Но ах! вотще для Оссияна
Сияют днесь твои красы:
650 Всходя из синя океана,
Златые стелешь ли власы
По светлым облакам летящим,
Коснешься ль западных зыбей,
Ложася в понт, лучом дрожащим, —
Не зрит он красоты твоей.
Но может быть, времен влеченью
Как нас тебя подвергнув, рок
На небе быстрому теченью
Лучей твоих назначил срок;
660 И может статься, в тучах бурных
Почивши сном в последний раз,
Забудешь путь небес лазурных
И утра не услышишь глас.
Ликуй же, пламенно светило!
Ликуй днесь в красоте твоей.
Дни старости текут уныло:
Луне они подобны сей,
Смотрящей сквозь раздранны тучи,
Когда над холмом мгла лежит
670 И странник, вшедши в лес дремучий,
От стужи на пути дрожит».
96.<И. В. ЛЕВАНДЕ>{*}
О мир, разврата полный мир!
Лукавство — бог твой, лесть — кумир.
Возможно ли в тебе нам ныне
Стыдливу истину сыскать,
Когда обман в священном чине
И пред алтарь дерзает стать?
Коль лесть везде распространилась,
Посеялась и вкоренилась,
Прозябла, пышно расцвела
И плод тлетворный принесла;
Коль лицемерство злонаветный
На правду вечно строит ков
И, сети кинув неприметны,
Ее свергает в мрачный ров...
97. ВЛАДИСЛАВУ АЛЕКСАНДРОВИЧУ ОЗЕРОВУ{*}
«Эдипа» видел я, — и чувство состраданья
Поднесь в растроганной душе моей хранит
Гонимого слепца прискорбный, томный вид.
Еще мне слышатся несчастного стенанья,
И жалобы его, и грозный клятвы глас,
Что ужасом мой дух встревоженный потряс,
Еще в ушах моих печальной Антигоны
Унылый длится вопль и раздаются стоны.
Трикраты солнца луч скрывала мрачна ночь,
А я всё живо зрю, как нежну, скорбну дочь
Дрожащею рукой отец благословляет
И небо, кажется, над нею преклоняет.
Благодарю тебя, чувствительный певец!
В душе твоей сыскав волшебный ключ сердец
И жалость возбудя к чете, гонимой роком,
Ты дал почувствовать отрадным слез потоком,
Который из очей всех зрителей извлек,
Что к сердцу близок нам несчастный человек.
О! как искусно ты умел страстей движеньи
В изгибах душ открыть и взору показать:
Тут скорбного отца в невольном преступленьи,
Там сына злобного раскаяньем терзать,
Велику душу здесь, там мщенья дух кичливый,
От гнева к жалости стремительны порывы,
Нежнейшей дочери уныние явить
И в души наши все их страсти перелить.
Теки ж, любимец муз! Во храме Мельпомены,
К которому взошел по скользкой ты горе,
Неувядаемый, рукой ее сплетенный,
Лавровый ждет тебя венок на алтаре.
Теки и, презря яд зоилов злоязычный,
В опасном поприще ты бег свой простирай,
Внемли плесканью рук и ввек не забывай,
Что зависть спутница одних даров отличных,
Что ярким озарен сиянием предмет
Мрачнейшу за собой на землю тень кладет.
98{*}
Мне кажется, ее лицо
Бело и кругло, как яйцо.
Косы волнистой черный волос
Длиннее, чем высокий колос.
Не слишком выпукло чело
Так чисто, гладко, как стекло.
Собольи брови и ресницы,
Глаз круглых черные зеницы,
Как темных два зерна гранат,
В больших жемчужинах блестят.
Нос — тонкой, хоть и не причудный,
Но к описанью очень трудный.
Румяны маленьки уста —
Как свежей розы два листа;
Меж ними, на черте полкруга,
В коралле два ряда жемчуга.
На млеко-розовых щеках,
Не знаю для чего и как,
Чтоб разве спесь их не надула,
Любовь две ямочки вогнула.
Но что сказать о бороде?
К сравненью не сыщу нигде,
Что было б хоть немного схоже
С округлостью ее пригожей...
Хотела б дерзкая рука
Изобразить хотя слегка
Белейшу алебастра шею...
Но дале всё же не посмею
Моей картины продолжать...
Итак, не лучше ль окончать
И, кисть оставя осторожно,
Просить тебя, чтоб, если можно,
Красы изобразил ты нам,
Которых часто видишь сам.