Мы все, сему подобно,
За случаем гонясь,
По времени вертясь
И время наконец сыскав удобно,
Хватаемся с восторгом за случай,
Но счастье невзначай
Себя переменяет
И своего истца,
Как рыб сего ловца,
С насмешкой оставляет.
ФЕРИДИНА ОШИБКА {*}
Сказка
Ферида говорит: «Что нужды в красоте?
Не красота меня в любовнике прельщает.
Как чудны мне все те,
Которых иль глазок, иль носик утешает!
В моем любезном мне его душа мила,
По чести говорю, и бог тому свидетель:
Какая честность в нем! какая добродетель!..
Бог знает, сколько б я за то дала,
Когда б любовник мой вдруг сделался уродом!
Чтоб тем могла я доказать
Пред всем народом,
Что мой язык не может лгать».
Любовник между тем, сражаясь в поле ратном,
В случа́е для него весьма превратном,
Среди военных страшных гроз
За общество утратил вправду нос.
Потеря невелика.
Была бы лишь душа цела,
Которая Фериде так мила;
Ей нужды нет до лика.
Дурнее стал... так что ж?
Ведь нос не для любви, для табаку пригож...
Фериды, как свое, он сердце зная,
Летит без страха к ней;
И, на любви к душе надежду полагая,
Хоть с полною душей,
Однако же на самом оном месте,
Бывал где прежде нос,
Своей возлюбленной невесте
Лишь мушку черную принес.
Оцепенела вся Ферида,
У ног ее ей кажется злодей...
Кричит на слуг: «Какого странна вида
Впускаете ко мне людей?..»
— «Я тот... — любовник восклицает, —
Я самый тот, который не лицом —
Душой тебя прельщает,
А душу — ту же видишь в нем».
— «Так это ты? — Ферида отвечает.—
О! ты, который был мне прежде столько мил!
Ах! можно ли, чтоб нос так душу повредил!»
Вы будьте в клятвах осторожны,
Красавицы! свои вручаючи красы:
Бывают ваши клятвы ложны
И тем, у коих есть носы.
МОР ЗВЕРЕЙ {*}
Басня
За беззаконие львов, тигров, барсов,
Четвероножных оных Марсов,
Которым отданы в правление леса,
Разгневанные небеса
Послали мор; валятся звери,
Повсюду к смерти им отверсты страшны двери.
Окончились пиры, которые они
В спокойны прежде дни
На счет овец и зайцев устроили;
И звери в ужасе уже не звери стали.
Изнемогают все, хоть смерть разит не всех.
Гусей и кур лисицы не вкушают,
И горлицы друг друга убегают.
Нет более любви в лесах и нет утех.
Глас добродетели сам хищный Волк стал слушать.
Исправил наконец и Волк свой грешный век
И стал он добрый человек;
Но отчего? — Не хочет боле кушать.
Сбирает Лев совет и говорит: «Друзья!
Конечно, за грехи несчастье нам такое.
Чтоб отвратить толико время злое,
Кто всех грешней, хотя б то был и я,
Тот должен искупить всё общество собою,
Тот должен умереть за общество один,
И будет славный он по смерти господин.
Доволен бы я был моей судьбою,
Когда б грешнее всех я был:
Я жизнию б народ звериный искупил,
И имя было бы мое всех львов слышнее.
Я признаюсь, и я не без греха,
Едал я и овец, едал и пастуха,
Но я неужто всех грешнее?
Пусть всяк, подобно мне, открыв смиренный дух,
Покаяся, грехи свои расскажет вслух».
— «Великий государь! — Лисица возглашает, —
Ты праведен и милосерд всегда;
Твоя священна лапа иногда
Овец, любя, тазает;
Но что же это за беда?
Что их изволишь кушать, —
То честь для подлости такой:
Они на то и созданы судьбой.
Нет, слишком совести своей изволишь слушать.
И также нет греха
Терзать и пастуха;
Он из числа той твари пренесносной,
Которая, не знаю почему,
Во гордости, зверям поносной,
Не ставя меры своему
Уму,
Себе владычество над нами присвояет
И даже и на льва с презрением взирает».
Известно, ежели кто вступится за льва,
С тем будут все согласны;
Итак, Лисицыны слова
Казались всем и правы и прекрасны.
Не смели также разбирать
Грехи волков, медведей строго,
И словом то сказать,
Кто был драчун хотя немного,
Тот был и праведен и свят
Кто силен, никогда не будет тот повешен. —
Но вот валят Осел, преглупый пустосвят,
И говорит: «Я много грешен!
Однажды, вечером, я близко шел лугов,
Монастырю луга принадлежали;
Не видно было там монахов, ни ослов,
Они все спали.
Я был один, и был тому я рад.
Трава младая, случай, глад,
А более всего черт силен;
Вводить ослов во грех
Черт в вымыслах всегда обилен:
Приманкою там многих он утех
Мне пакости настроил,
Я весь монашеский лужок себе присвоил
И травки пощипал...»
— «В тюрьму Осла! — вдруг весь совет вскричал.
Его-то нас губи́т ужасно прегрешенье:
Есть ближнего траву! о, страшно преступленье!»
И чтоб злодейства впредь такие отвратить,
Травы для защищенья,
Осла повелено казнить
Погибели для отвращенья.