НЕКИЙ БЕДУИН УЗНАЕТ О СОСТОЯНИИ МАДЖНУНА, НАВЕЩАЕТ ЕГО, ПРОВОДИТ С НИМ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ И ЗАУЧИВАЕТ НАИЗУСТЬ ЕГО СТИХИ
Вожатый каравана этих строк
Так кличет посреди земных дорог:
Жил бедуин, понравился бы сразу
Он самому придирчивому глазу.
Утонченных речений чародей,
Он чистотою восхищал людей.
Когда он пел, вблизи и в отдаленье
Все знатоки пылали в исступленье.
Узнал он, что Маджнун скорбит в глуши,
Что все его газели хороши.
Поводья чувств его схватила повесть
О юноше. В дорогу приготовясь,
Помчался на верблюдице вперед,
Туда, где обитал Маджнуна род.
Ему сказали: «Нет его в помине,
Он дружит лишь с животными пустыни,
Он человеческий покинул род,
Как дикий зверь он по земле бредет».
Услышал это бедуин с тревогой
И на верблюдице проворноногой,
Как быстрый вихрь, навстречу всем ветрам,
Помчался по долинам и горам.
И что же пред его возникло взглядом?
Маджнун — пастух — стоит с газельим стадом
Стоит недвижно, взоры вдаль вперив, —
От прочих букв отторгнутый алиф.
Пучками трав он спереди и сзади
Прикрыл срамные части, стоя в стаде,
Он густотою черною волос,
Как дикий зверь, до пояса оброс,
И, словно тонкий волосок, чернело
Худое, обессиленное тело.
Приветствовал Маджнуна бедуин,
Но, сына увидав степных равнин,
В испуге на пришельца посмотрели
И в сторону шарахнулись газели.
Кайс поднял камень, чтоб в него швырнуть,
Вскричал, непримирим: «На этот путь
Зачем ступил ты? Здесь, в долине бедствий,
Пусты и не нужны слова приветствий.
Друзья сошлись, мне преданность храня.
Зачем ты отпугнул их от меня?
Ступай отсель, покинь мое глухое
Прибежище, оставь меня в покое.
Ты — раб страстей, я — без оков живу,
Я — волен, ты — покорен естеству
Что общего, подумай, между нами?»
Но длинными не возразил речами
Маджнуну бедуин — он песнь завел,
То боли и смятенья был глагол,
То страсти и страданья были строки,
То был душе Маджнуна дар высокий.
Был очарован Кайс его стихом,
Сдружился с ним, как сахар с молоком,
Он одарил пришельца дружбой высшей,
Его осыпал сахаром двустиший,
Ему он сто газелей подарил:
Сто звонких ожерелий подарил.
Стал бедуин жемчужницей сплошною:
Он раковиной сделался ушною!
Он жемчуга нанизывал на нить
Запоминанья, чтоб в душе хранить,
Весь день внимал его стихотвореньям,
Всю ночь он занимался повтореньем;
То, что выслушивал от Кайса днем,
Заучивал в безмолвии ночном.
Четыре дня кочевник, с правдой дружен,
Заучивал слова стихов-жемчужин.
Верблюдица страдала без воды,
И бедуин прервал свои труды.
Покинул он Маджнуна без обиды,
А в памяти увез его касыды.
Он стал читать их людям наизусть,
И всех испепеляли боль и грусть.
БЕДУИН ХОЧЕТ СНОВА НАВЕСТИТЬ МАДЖНУНА И ПОСЛЕ ДОЛГИХ ПОИСКОВ НАХОДИТ ЕГО МЕРТВЫМ С МЕРТВОЙ ГАЗЕЛЬЮ В ОБЪЯТИЯХ
Художник, рисовавший лист заглавный,
Стряхнул такую каплю с кисти славной:
Кочевник, благородный бедуин,
Глава шатров, кочевий господин,
Домой вернулся, Кайсом восхищенный,
И жил, в свои занятья погруженный,
Но так хотел страдальца повидать,
Что сел он на верблюдицу опять.
Помчался к племени амир сначала,
Дабы услышать: что с безумцем стало?
Сказали: «Вот уже два долгих дня,
Как ничего не ведает родня.
Его следы затеряны в пустыне.
Иль нет его и не было в помине?
Никто из нас найти его не мог
Да милостив к страдальцу будет бог!»
Поспешно встал кочевник благородный,
Отправился в пустынный край бесплодный,
По скалам горным, по камням долин
Промчался словно ветер бедуин.
За пядью пядь всю обыскал округу,
Но не нашел следов, ведущих к другу.
Надежду потеряв, тоской объят,
Уже решил он повернуть назад,
Как вдруг увидел утренней порою
Стада животных диких под горою.
Помчался всадник молнии быстрей,
Найти надеясь друга средь зверей.
Пред бедуином расступились звери,
И он увидел мертвого в пещере:
С газелью, чьи глаза — глаза Лайли,
Лежал Маджнун, лежал мертвец в пыли.
Прах и колючки — ложе и подушка,
А мертвая газель — его подружка.
Рыдали над тягчайшей из потерь
И хищный зверь, и травоядный зверь.
О нем протяжно плакали газели,
О нем олени добрые скорбели,
Лиса, над ним склонясь, его звала