Выбрать главу

72

Ты царица красоты, я — истерзан нищетой. Значит, мне счастливым быть не даровано судьбой. Но приблизь меня, чтоб мог пыль сметать с твоих дорог, Я молю тебя о том, как о милости большой. Там, где конь тебя промчит, я целую след копыт. Распростертым я лежал на дороге дивной той. Равнозначны мне с тех пор и величье и позор, — Я люблю тебя, а ты столь безжалостна со мной. На базаре и в саду я с тобою встречи жду, Как луна пречистый лик совершенной красотой. Сожжена душа дотла, но она бы расцвела, Если б ты единый раз поглядела с добротой. Не грози: «Джами, уйди, или я возьму клинок!» Я пришел на твой порог, чтоб убитым быть тобой.

73

Когда ты ночью ляжешь спать, мечтаю робко об одном: Вблизи, светильник засветив, твоим полюбоваться сном. Ресницы прикрывают взор, они меня подстерегли, С тех пор мерещится везде бровей приподнятых излом. Я волю смелым дал мечтам: я припаду к твоим устам, Покрыта верхняя губа благоухающим пушком. Хочу вечернею тропой идти неслышно за тобой, Сопровождая, охранять, быть тенью на пути твоем! Отдав поклон тебе земной, я к ветерку бы стал спиной, Чтоб пыль порога твоего с лица не сдуло ветерком. Одной я отдал сердца жар, одной вручаю душу в дар: Зачем ты угрожаешь мне несправедливости мечом? Джами, о том не сожалей, что верен ты любви своей, Нет веры у тебя иной. Ты изуверился во всем.

74

Я твой раб. Продай меня — беглым сделаюсь рабом. Ты сто раз раба продашь — приползу сто раз в твой дом. Соглядатаем своим в раздраженье не зови, Быть почетнее в сто раз стерегущим двери псом. У меня не хватит сил усмирить сердечный пыл, Хоть не меньше сотни раз сердце я просил о том. Душу темный пламень жжет, затмевая небосвод, Словно зеркало, его протираю рукавом. Но всегда, когда стрелой угрожаешь, ангел злой, Вечной жизни для тебя я прошу пред алтарем. Заявляю с похвальбой, что я пес покорный твой, — Уличенный в хвастовстве, умолкаю со стыдом. Песни все мои возьми: их слагает не Джами! Создавала их любовь в упоении святом.

75

Не хочу я пустословьем осквернять родной язык, Потакать лжецам и трусам в сочинениях не привык. В бесполезных поученьях затупить свое перо — Всё равно что бросить в мусор горсть жемчужин дорогих. В суете и праздномыслие я растратил много лет И раскаиваться буду до скончанья дней моих. Лишь с годами постигая смысл сокрытый ремесла, Тайно слезы проливаю, еле сдерживаю крик. Пусть от Кафа и до Кафа слов раскинулся простор, Поиск верного созвучья вел не раз меня в тупик. Рифмы, образы и ритмы так же трудно подчинить, Как поймать рукою ветер, наклоняющий тростник. И сказал я на рассвете вдохновенью своему: «Мне мучительно с тобою каждый час и каждый миг. Я устал гранить и мерить, находить и вновь терять, Пребывать хочу в молчанье, отвратив от песен лик». «О Джами, — в ответ услышал, — ты хранитель дивных тайн, Ты богатствами владеешь, я раздариваю их!»

76

Кумир по-тюркски говорит, его не понял я пока, Но я в плену у тюркских глаз и у чужого языка. Сладкоречивым я прослыл, но устыжен тобою был. Смутясь, я понял: речь моя от совершенства далека. Пусть на груди моей горит полуокружный след копыт Того коня, что вдаль унес так беспощадно седока. Иные выставляют щит, который сердце защитит, — Я бросил щит, мишенью став для всемогущего стрелка. Я словно туча: смех мой — гром, и слезы хлынули дождем. Но пламень сердца не зальет горючих этих слез река. Когда б осмелился, я сам припал к божественным стопам. Любовь безмерная моя неодолима и крепка. Тебя отвергнет вдруг кумир — и рухнет сразу светлый мир, В бесславье будешь пребывать, Джами, грядущие века.

77

Зачем не сразу умер я, зачем разлуку перенес? И, словно смертного греха, стыжусь я этого до слез. Я был неопытен, несмел, я только издали глядел, Ни разу не поцеловал уста, что ярче вешних роз. Соперник послан мне бедой, ему, измученный, худой, Как кость собаке, я себя на растерзание принес. Не сосчитать твоих рабов, чертоги стерегущих псов, — Я жалкий раб твоих собак, твоих рабов покорный пес. Страданья сладость я постиг, не зная радостей других, Мне дела нет до дел мирских, до пересудов и угроз. На мне не бархат, не атлас, не отводи в смущенье глаз: Почетно рубище мое, горжусь я тем, что гол и бос. Ты похвалялась пред людьми: «Гроша не дам я за Джами!» Что ж, цену верную себе узнать мне ныне довелось.