132
О, бедный странник в Городе Красот!
Он кровью сердца молча изойдет.
Я поражен недугом, и врачам
Не исцелить недуг жестокий тот.
Влюбленный — книга мудрая любви.
У книжника — в любви всегда просчет.
Подобных мне в подлунной не найдешь.
Никто тебе подобной не найдет!
Пускай шумит на улице твоей
Соперников вооруженный сброд, —
Как сладкозвучный соловей, Джами
Весну твою достойно воспоет
133
Ты ветки роз прелестней несравненно,
Собой любуйся — столь ты совершенна!
Что проку пред тобой лежать в пыли?
Поверх земли твой взор парит надменно.
Тебя скрываю от чужих?.. Так что ж?..
Зенице ока я ль не знаю цену?
Он рядом, друг... В неведенье своем
Напрасно мы блуждаем по Вселенной.
Небесный Лев, по мне, отнюдь не Пес,
А для тебя я только пес презренный!
Джами — твой верный раб. Я не из тех,
Чье имя — вероломство и измена.
134
Кто я, навек утративший покой, —
Смиренный странник на стезе мирской?
Но каждый вздох мой порождает пламя,
И сон бежит меня в ночи глухой.
Лелею в сердце я посев печали,
И нет заботы у меня другой.
Любовь моя к тебе судьбу сгубила,
О, сжалься над загубленной судьбой!
Как локоны твои, мой дух расстроен,
В моей душе — все чувства вразнобой.
Так не вини меня в моих поступках!
Взгляни: я так ничтожен пред тобой.
Моей защитой на суде предстанут
Глаза в слезах, мой бедный лик больной.
Я пред тобой — дорожный прах; неужто
Смутить могу пылинкой твой покой?
Терпи, Джами, вздыхай под зимней стужей
И знай: зима лютей — перед весной.
135
То ты — в сердце моем, то в бессонных глазах,
Оттого я и кровь изливаю в слезах.
Ты свой образ в душе у меня изваяла
И кумиры былого повергла во прах.
Страстно мир тебя жаждет! Подобно Юсуфу
Ты славна красотою в обоих мирах.
Ты глубокие струны души задеваешь,
Я рыдаю, как чанг, в твоих нежных руках.
«Эй, Джами! — ты спросила. — В кого ты влюбился?»
Всё ты знаешь сама, не нуждаясь в словах.
136
О стройная, как кипарис, с какой ты лужайки пришла?
Отколь ты внезапно взялась и смутой мой дух обняла?
Сжав губы, решил я молчать, но в дальнем покое души
Зовет тебя сердце и ждет, чтоб ты говорить начала.
Сбрось шелк разноцветной кабы, в слепящей явись красоте,
Чтоб лилия в этом саду не хвасталась: «Как я бела!»
Ты пей мою кровь — не вино, но сердце больное не тронь!
Зачем разбиваешь сосуд, откуда вина испила?
Зачем ты, о ветер весны, о розоволикой поешь?
Доколь мне любовью гореть, коль сердце сгорело дотла?
Узнав, что я болен, она прочла надо мной фатиху,
Но власти недуга с меня заклятьем своим не сняла.
И пусть она меч обнажит, Джами, чтоб пролить твою кровь,
Ты шею склони, чтоб она свершить свою волю могла.
137
Как было б славно, если б нас от нас самих спасли пока
Цветущей юности краса и светлый разум старика,
У первой — прелесть, цвет весны, что украшает всю страну,
Успокоение дарит второй, чья мудрость высока.
Где я от самого себя без них защиту обрету?
О господи, прости меня, и так судьба моя тяжка!
Чтоб о влюбленных говорить, особый надобен язык.
Увы! Здесь моего никто не понимает языка.
Всё, что не о живой любви с минбара говорит ваиз, —
Всё это вздор, и болтовня, и многоречия река.
Навек ушли Маджнун с Лайли, но всем влюбленным, как завет,
Благословенная о них осталась повесть на века.
«Джами, кто разум твой смутил, опору веры сокрушил?»
Луна в кулахе набекрень, что так насмешливо дерзка.
138
Твои глаза приносят в мир смятенье.
Склони глаза к поникшему в моленье.
Увы! Твоих бровей туранский лук
Без промаха разит, без сожаленья.
Весь мир тебе сокровища дарит.
Душа живая — всё мое даренье.
Я — пес твой. Ты порой бросаешь кость
Мне, как небесное благословенье.
Основа нити истинной любви —
В твоей красе, в любом твоем движенье.
Ты любишь видеть слезы? Я пролью
Потоки слез, как вешних вод кипенье.
Учась у черных кос, обрел Джами
И вещий взгляд, и тонкость разуменья.
139
На улице виноторговцев придира некий восхвалял
Того возвышенного мужа, что в мейхане запировал,
Который от сорокалетних постов и бдений отрешился
И сорок дней у винной бочки пристанища не покидал.
У Джама был волшебный перстень, и, силой перстня одаренный,
И смертными, и царством джиннов он полновластно управлял.
Приди, налей вина, о кравчий, чтобы волшебным перстнем Джама
Нас одарили капли влаги, сверкающие, словно лал.
Когда ты за подол схватился того, к чему всю жизнь стремился,
Взмахни руками, как дервиши, кружась, покамест не упал.
Душа, свободная от злобы, способна тосковать о милой,
Цветок возвышенной печали не в каждой почве прорастал.
Ты не скликай, о шейх почтенный, отныне нас к своим беседам!
У нас теперь иная вера и толк иной отныне стал.
Когда б михрабом поклоненья для верных были эти брови —
Весь город пал бы на колени и лбами к полу бы припал.
Джами отныне возвеличен пред знатным и простолюдином,
Так ярко он в лучах любимой достоинствами заблистал.