РАССКАЗ О ВОСЬМИДЕСЯТИЛЕТИЕМ СТАРЦЕ, КОТОРЫЙ ПРИШЕЛ К ВРАЧУ И ПОПРОСИЛ У НЕГО СРЕДСТВО ПРОТИВ СЛАБОСТИ, И ОБ ОТВЕТЕ ВРАЧА: «СРЕДСТВО ТВОЕ В ТОМ, ЧТОБЫ СТАТЬ МОЛОДЫМ И СНОВА ВЕРНУТЬСЯ ОТ ВОСЬМИДЕСЯТИ К СОРОКА»
Муж, в девяностые вступивши лета,
У врачевателя просил совета,
Сказал: «Зубов во рту осталось пять,
И нечем стало пищу мне жевать.
С трудом кусками пищу я глотаю
И тяжким несварением страдаю.
Любимая еда мне впрок нейдет
И силы членам тела не дает.
О мудрый врач, коль ты вернешь мне зубы
Дар будет от меня тебе сугубый!»
Ответил врач: «Сочувствую тебе,
Почтенный, в жертву отданный судьбе!
Помочь бы рад... Но я, при всем желанье,
Омолодить тебя не в состоянье.
Тебе, чтоб зубы в целости иметь,
На сорок нужно лет помолодеть.
Над временем я власти не имею...
Смирись пока со слабостью своею.
Объятый вечным миротворным сном,
Забудешь ты о бедствии земном».
О ПРИЧИНЕ НАПИСАНИЯ КНИГИ И СОСТАВЛЕНИЯ ЭТОГО ОБРАЩЕНИЯ
Талант мой слабость старости разбила,
Путь размышлений предо мной закрыла.
Нет силы в сердце понимать слова,
В устах нет звука создавать слова.
Лицо я скрою воротом смиренья,
Укрою ноги полами забвенья.
Душа, ты мне в защиту призови
Два бейта Мавляны из «Месневи»:
«Как мне низать созвучия газели,
Когда и кровь и чувства охладели?
Я строю стих и слышу голос твой.
„Оставь! Стремись к свиданию со мной!“»
Кто есть любимая? Где дом любимой?
В сердцах и дом и храм ее незримый.
Она над домом бодрствует своим.
Храни до срока дом ее пустым!
Чтоб, не застав чужих, она вступила
В свой дом и светом кровлю озарила.
И все, кому познанье тайн дано,
Мне скажут: «Верно это лишь одно!»
Но шах, внимающий ее веленью,
Нам предстает ее земною тенью.
Коль милосерден шах и справедлив,
Я прав, ему вниманье подарив.
Меня схватило за ворот веленье
Моей души — промолвить восхваленье.
Но чтобы шаха восхвалить я мог,
Майдан словесный должен быть широк.
Майдан мощу я бейтами своими,
Чтобы прославить царственное имя.
Неисчислим стихов моих запас:
Я мысль гранил в двустишьях, как алмаз
По-новому пишу свое творенье
Во славу шаха и его правленья.
Все образы созданья моего
Я освещаю именем его.
Здесь нет строки неизбранной, случайной
Здесь плачу я о нем в молитве тайной.
Поскольку ныне я далек царю,
Я с ним своим каламом говорю.
РАССКАЗ О МАДЖНУНЕ, КОТОРЫЙ В ПУСТЫНЕ ПАЛЬЦЕМ, СЛОВНО КАЛАМОМ, ПИСАЛ НА ГАДАЛЬНОЙ ДОЩЕЧКЕ, НАСЫПАВ НА НЕЕ ПЕСОК. ЕГО СПРОСИЛИ: «ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ И ДЛЯ КОГО ЭТО НАПИСАНИЕ?» ОН ОТВЕТИЛ: «ЭТО ИМЯ ЛАЙЛИ, НАПИСАНИЕМ КОТОРОГО Я ГОРЖУСЬ»
Какой-то странник средь пустынных скал
Безумного Маджнуна увидал.
Сидел, песок на доску насыпал он,
И что-то пальцем на песке писал он.
И молвил странник, обратись к нему:
«Что пишешь на песке? Письмо? Кому?
Ты сколько ни трудись, а вихрь повеет —
И письмена твои в степи рассеет.
Опомнись! Кто письмо твое прочтет,
Когда песок с дощечки утечет?»
Маджнун в ответ: «Я сердце утешаю,
Я красоту любимой воспеваю.
Вот имя той, чьим вздохом я дышу..,
Я здесь дастан любви моей пишу.
Мне только имя от нее осталось,
И в этом счастье высшее досталось.
Не тронув чистой чаши наяву,
Любовью к имени ее живу».