Умолкните шуметь, дубравы и леса,
Склони ко мне свои, читатель, ушеса;
Внимая моея веселой лиры гласу,
Подвинься несколько поближе ко Парнасу
И слушай, что тебе я в песне расскажу;
Уже на ямщика как будто я гляжу:
Солгал бы пред тобой теперь я очевидно,
Когда б о ямщике сказал я столь бесстыдно,
Что будто задняя вся часть его видна,
По крайности, его одета вся спина,
А только лишь одно седалище наруже,
Но эта часть его была привычна к стуже.
Когда одет ямщик был образом таким,
Он видит всех, никем сам бывши не видим;
Восходит полунаг в купечески палаты,
Подобно как пиит в театр без всякой платы;
Вошел — и в доме он не видит никого,
Не только что рабов, хозяина самого,
Лишь только на окне он склянку обретает;
Придвинулся, и ту в объятие хватает;
Тут скляница как мышь, а он как будто кот —
Поймал, и горлушко к себе засунув в рот,
И тут уже он с ней, как с девкою, сосался,
Немедля в бывшей в ней он водке расписался.
То первая была удача ямщику.
Но он не для того пришел к откупщику,
Чтоб только эдакой безделкой поживиться.
Он бродит там везде, и сам в себе дивится,
Не обретаючи в покоях никого;
«Неужто, — говорит, — пришел я для того,
Чтоб только скляночку мне эту лишь похитить?
Я целый в доме сем могу и погреб выпить».
Сказал, и из палат как ястреб полетел,
Не на́йдет ли еще он в доме жидких тел;
Но он на задний двор зашел и обоняет,
Что тамо банею топленою воняет;
В ней парился тогда с женою откупщик,
Прямехонько туда ж забился и ямщик;
Но в бане видит он уж действия другие,
А именно он зрит два тела там нагие,
Которы на себя взаимно льют водой, —
То сам был откупщик с женою молодой;
Не знаю, отчего пришла им та охота.
Но я было забыл: была тогда суббота,
А этот у купцов велик в неделе день.
Тогда ямщик вступил в палаческу степень:
Он, взявши в ковш воды, на каменку кидает.
Там стало, что ямщик обоих их пытает:
Переменяется приятный в бане пар
На преужаснейший и им несносный жар,
Который для купца немножечко наскучил:
Он думал, что его то сам лукавый мучил
За многие его при откупе грехи.
Уже оставили полочные верхи,
На нижние они с превыспренних слетают,
Но что? и тамо жар подобный обретают!
Во всей вселенной их единый стал клима́т:
В ней прежде был эдем, а ныне стал в ней ад.
Нельзя с невидимой им властью стало драться,
Приходит обои́м из бани убираться:
Забыл мужик кафтан, а баба косники,
Он только на себя накинул лишь портки,
А жонка на себя накинула рубашку,
И оба через двор побегли наопашку —
Альцеста тут жена, а муж стал Геркулес.
На ту беду у них был в доме дворный пес,
Который, обои́х хозяев не узная,
Вдруг бросился на них, как Цербер адский лая,
И прямо на купца он сзади тотчас скок,
Влепился к новому сему Ираклу в бок,
И вырвал и́з боку кусок он, как из теста.
Укушен Геркулес, спаслася лишь Альцеста.
На крик откупщиков сбегается народ.
О жалкий вид очам! о странный оборот!
Узрели нового тут люди Геркулеса;
Таскает по двору домашняя повеса,
А древний адского дубиной отлощил
И, взявши за уши, из ада утащил.
Однако ж кое-как героя свободили
И, в дом препроводя, на скамью посадили.
Он стонет, иль, сказать яснее, он кричит
И меж стенанием слова сии ворчит
«Ты, жонушка, меня сегодня соблазнила,
Что баней мужика ты старого вздразнила,
Не сам ли в том тебя наставил сатана?
Ах нет! не он, но ты виновна в том одна»
Так старый муж свою молодушку щуняет,
Виновен бывши сам, напрасно ей пеняет:
Неужли ей искать чужого мужика!
Но мы оставим их, посмотрим ямщика.
Хозяев выжив вон, ямщик помылся в бане
И вышел из нее в купеческом кафтане.
Так стал Елеся мой совсем теперь одет.
Однако ж в шапочке его как будто нет.
Купчина был велик, ямщик был средня роста,
Так стал в кафтане он, как в рясе поп с погоста.
Не видимый никем, выходит он на двор,
Бросает он по всем местам свой жадный взор,
Он только что о том намерен был стараться,
Каким бы образом до погреба добраться,
Однако ж в этот день его он не нашел,
И паки в дом купца, как в свой, Елеся вшел.
Меж тем уже покров свой ночь распростирала
И чистый весь лазурь, как сажей, замарала,
А тучи к оному чинили больший мрак.
Елеся в дом заполз в кафтане, будто рак,
И прямо под кровать купецку завалился.
Купец тогда и сам с женою спать ложился;
Кладя раскольничьи кресты на жирный лоб,
Читал: «Неужели мне одр сей будет гроб?»
Жена за ним тогда то ж самое читала
И мужу оного с усердием желала.
Лишь только откупщик на одр с женою лег,
Тогда ужасный вихрь со всех сторон набег;
Остановилася гроза над самым домом,
Наполнился весь дом блистанием и громом,
Над крышкою его во мраке страх повис,
Летят и дождь, и град, и молния на низ.
Премена такова живущих в ужас вводит:
Не паки ли Зевес в громах к Данае сходит?
Не паки ль на нее он золотом дождит,
Да нового на свет Персея породит?