Выбрать главу

Эти и последующие строки оды были прямым требованием охранять интересы отечества, заботиться о состоянии народа, строго соблюдать законы и помнить, что государь должен показывать пример уважения к ним.

Как известно, Екатерина, после прочтения этих непрошеных советов, наказала их автора — обошла при раздаче наград, поощрила врагов Ломоносова — Теплова и Тауберта, а через несколько месяцев подписала указ о «вечной отставке» великого ученого и поэта.

Майков, сочиняя свою оду под влиянием ломоносовских стихов, избегает их резкости и остается в официальных пределах. Ничего не говорит он о немецком засилье, помня, что государыня-то была из немок, и ничего не советует, приговаривая только:

Владей, владей счастливо нами И купно нашими сердцами... Достойно села ты на трон, Достойно скипетр приняла и т. д.

При этом Майков повторяет сюжетную схему оды Ломоносова — у него также появляется Петр I, произносящий речь в пользу новой императрицы, — и заимствует поэтические формулы. Например, Ломоносов пишет от лица Петра:

На то ль чтоб все труды несчетны... На то ль воздвиг я град священный, —

чтоб эти труды были расхищены и погублены нерадивым преемником? Эти риторические вопросы Майков передает России, которая у него обращается с жалобой ко гробу Петра:

К тому ль ты расширял границы Во мне и бунты усмирял... К тому ль себя ты беспокоил, Когда ты флот и грады строил, К тому ль науки насаждал?..

Он подходит к Ломоносову и ближе. У того сказано:

Слыхал ли кто из в свет рожденных, Чтоб торжествующий народ Предался в руки побежденных? — О, стыд, о, странный оборот!
(VIII, 774)

Майков перефразирует:

Преславные делами россы, По тьме преславнейших побед, Безгласны в оном оставались И побежденным предавались В неволю вечную. О срам...

В «Оде на новый 1763 год» Майков совершает краткий обзор русской истории, подобно тому как это делал Ломоносов в оде 1761 года. Он вспоминает Бориса Годунова, Михаила и Алексея Романовых, Петра I, которого особенно хвалит, и Елизавету, для того чтобы отметить возвращение с новой императрицей Екатериной славных починов петровского царствования.

По существу, это было лучшее из того, что мог и хотел сказать о ней Майков. Для него, как и для Ломоносова, Петр I был образцом просвещенного монарха, и сравнением с ним измерялись достоинства других владетелей. В «Оде на случай избрания депутатов 1767 года» Майков напоминает о том, что Екатерина в преображенском мундире, ведя за собой гвардию, отправилась свергать своего мужа, и рисует ее на коне, с мечом в руках:

Гордяся, конь, как вихрь, крутится, От ног его песок мутится, Восходит кверху пыль столпом. Таков был Петр велик во славе, Когда на брани при Полтаве Бросал на дерзких шведов гром.

Дальше говорится о флоте — и снова Петр приходит на память поэту.

Про будущую Комиссию в этой оде сказано весьма немного — лишь то, что «закон, изображенный ясно», прекратит происки зловредных ябедников и что «судьи возмогут без препоны святую истину хранить», так как смысл законов станет очевидным для всех. В оде нет политических оценок и выводов, составлявших характернейшую черту ломоносовских од. Майков пишет парадные стихи, не вдумываясь глубоко в смысл описываемого события, и нельзя не видеть, что он оставляет в стороне многие возможности созданного Ломоносовым жанра.

«Стихи на возвратное прибытие» Екатерины II из Казани в Москву в 1767 году утверждают тот же излюбленный тезис:

Что было здесь Петром Великим насажденно, Тобой взращенное уже то видим мы.

Ограничившись этим, Майков главной темой стихотворения делает заботу императрицы о детях и юношестве. Он восхищенно изображает блестящее будущее приемышей Воспитательного дома — благотворительного заведения, незадолго перед тем открытого. Младенцы с годами войдут в юношеский возраст и вознаградят государыню.

В твое владычество богатство принесут, Инди́ю съединят с Российскою страною И Хину во твое подданство приведут.

Питомцы Воспитательного дома, однако, не оправдали торгово-завоевательных пожеланий Майкова, которому в порыве поэтической фантазии представилось, что в этом учреждении «всех енаралами делают», как сто лет спустя ехидно заметила щедринская Улитушка, получив от Порфирия Головлева поручение свезти прижитого им ребенка в Москву на воспитание.