Иль существо сие предвечно,
Сложив мой стройный столь орган,
Хотело быти мой тиран,
Желать позволя бесконечно,
Чтоб бог, податель всех мне благ,
Источник всех существ согласных,
Мне дал желаньев тьму напрасных,
Дабы развеять их, как прах;
И чтобы дух мой по кончине
Исчез, как искра вод, в пучине?
Когда же мыслями я вечно
Желаю и по смерти жить,
Почто творцу в меня вложить
Сие движение сердечно?
Коль смерть была б всему конец,
Несчастны б были человеки.
Но бог наш царствует вовеки,
Его мы дети, он — отец;
Он любит, милует, покоит,
Он жизнь мне вечную устроит.
А ты, что здраво рассуждаешь,
Платон, хвалы достойный муж,
Бессмертие ты наших душ
Твоим ученьем утверждаешь:
Мне бурю мыслей утиши;
Внимания достойным словом
Представь во бытии мне новом
Бессмертие моей души,
Чтоб я сомнения избегнул
И лживы мысли опровергнул.
ПИСЬМА
70. ПИСЬМО ВАСИЛЬЮ ИЛЬИЧУ БИБИКОВУ О СМЕРТИ КНЯЗЯ ФЕДОРА АЛЕКСЕЕВИЧА КОЗЛОВСКОГО, КОТОРЫЙ СКОНЧАЛ ЖИЗНЬ СВОЮ ПРИ ИСТРЕБЛЕНИИ ТУРЕЦКОГО ФЛОТА РОССИЙСКИМ, БЫВ НА КОРАБЛЕ «ЕВСТАФИИ»{*}
Когда хочу писать к тебе сии я строки,
В то время из очей моих льют слезны токи
И из трепещущей руки перо падет.
О Бибиков, мой друг, Козловского уж нет!
Он кончил жизнь, и нам не зреть его вовеки.
Пролей и ты о нем со мною слезны реки;
Я знаю, что тебя встревожит весть сия:
Ты, Бибиков, его любил равно как я.
Я знаю, что о нем и ты стенати будешь,
И знаю, что его ты вечно не забудешь.
Уже престала нас сия надежда льстить,
Что время нам его возможет возвратить;
Но время, как река, в понт вечности стремится,
А друг наш никогда уж к нам не возвратится.
Не возвратится он... Льзя ль было вобразить,
Что рок готовился нас вестью сей сразить?
О весть ужасная, ты ум мой устрашила,
Жестокая судьба, ты друга нас лишила!
Хоть больше свойственно рыдание женам —
Но можно ль, Бибиков, о нем не плакать нам?
Кто сам чувствителен и дружбы цену знает,
Тот сам, увидя нас, и с нами восстенает.
Он более других тобою знаем был:
Ты знаешь, сколько он отечество любил,
Художеств и наук Козловский был любитель,
А честь была ему во всем путеводитель:
Не шествуя ль за ней, он жизнь свою скончал
И храброй смертию дела свои венчал?
Я мысленными зрю его теперь очами,
Неустрашенного меж острыми мечами,
Когда россияне стремились на врагов,
Чему, я думаю, свидетель был Орлов,
Свидетель дел его и был свидетель чести.
Преславный сей герой уверит нас без лести,
Когда его судьба во град сей возвратит,
Тогда он нам о нем подробно возвестит.
Не сомневайся в том и будь о сем известен:
Кто мог нам другом быть, тот должен быть и честен.
Сие одно меня в печали веселит,
Что он окончил жизнь, как долг и честь велит,
Имея во уме отечество драгое.
Так будем, Бибиков, с тобою мы в покое,
Не станем более крушиться и стенать,
Но будем иногда его воспоминать.
Когда о храбрых кто делах вещати станет,
Козловский первый к нам во ум тогда предстанет;
Хвалу ли будет кто нелестным плесть друзьям,
Он должен и тогда представиться глазам;
Иль с нами разделять кто будет время скучно,
Он паки в памяти пребудет неотлучно;
Всечасно тень его встречать наш будет взор,
Наполнен будет им всегда наш разговор.
Итак, хоть жизнь его судьбина прекратила
А тело злачная пучина поглотила,
Он именем своим пребудет между нас,
Мы будем вспоминать его на всякий час.
71. ПИСЬМО ГРАФУ ЗАХАРУ ГРИГОРЬЕВИЧУ ЧЕРНЫШЕВУ{*}
О ты, случа́ями испытанный герой,
Которого видал вождем российский строй
И знает, какова душа твоя велика,
Когда ты действовал противу Фридерика!
Потом, когда монарх сей нам союзник стал,
Он храбрость сам твою и разум испытал.
Не сетуй, что и днесь ты вновь не побеждаешь,
Довольно, что ты строй к победам учреждаешь;
Рачение твое и неусыпный труд
Участие во всех победах тех берут,
Которые творят российские Алкиды
Под покровительством Минервиной эгиды.
Уже ты славен был на Марсовых полях —
Потребно славиться в других тебе делах.
Неутомимая твоя прилежность ныне
Не менее побед нужна Екатерине:
Она тебя в сей труд преславный избрала,
Ей должны быть твои известны и дела,
Дела твои и труд, и то ей всё известно,
Что дух имеешь ты геройский, сердце честно.
Ты, от премудрости ее заемля свет,
Преподаешь его для будущих побед
И не завидуешь других счастливой доле,
Лишь, может быть, скорбишь, что ты не в ратном поле,
Где победители виют себе венцы
И слава их дела гласит в земны концы...
Но слава не должна сия тебя тревожить,
Она еще должна твою собою множить;
Когда угодно то монархине твоей,
Чтоб ты при ней в числе избранных был мужей,
Ты должен сей судьбе быть с радостью послушен.
Я ведаю, что ты премудр, великодушен,
И можно ль, чтоб того чем дух был побежден,
Когда на свет к делам великим кто рожден?
Не спорю я о том, что лестно побеждати, —
Не меньше лестно есть с богиней рассуждати,
Из уст ее слова божественны внимать
И видеть купно в ней монархиню и мать.
Пускай там визирей Румянцев побеждает,
Пусть Панин твердые вновь грады осаждает,
Пускай Орловы там Стамбул к ногам попрут
И лавры новые с побед своих сберут, —
Заслуги и твои не меньше их почтутся,
Когда они от нас в потомство предадутся.
Екатерина всем надежда вам и свет
И милостей лучи на всех вас пролиет!