Однако все усилия молодых людей оставались напрасны, и вскоре даже самые легкомысленные решили, что, пожалуй, неразумно лишаться сна ради невидимой красавицы. Вдруг в одно прекрасное воскресное утро, когда после церковной службы по валу прогуливались принаряженные горожане и как обычно фланировала молодежь, калитка в воротах отворилась, и в сопровождении служанки вышла загадочная незнакомка. Ее появление, то спокойствие, с каким она пересекла солнечную улицу между своим садом и тенистым валом, было столь удивительно, что праздная публика внезапно замерла. Молодые люди и почтенные седовласые господа, ворчавшие раньше, что с таинственной мадемуазель наверняка, мол, не все в порядке, как и с прошлой обитательницей этого подозрительного дома, теперь уставились на нее с разинутыми ртами. Девушка была одета в черное летнее платье с высоким, по моде, поясом под грудью, что подчеркивало ее изящное сложение, на плечи была наброшена тонкая красная шаль. Высокая соломенная шляпа не могла скрыть густых черных волос, а длинный локон падал на грудь и прелестно трепетал под летним ветерком. Единственное, в чем незнакомка отступала от моды — это алые сафьяновые домашние туфельки на низких каблуках. Ее манера держаться была безупречной. Будто не замечая толпы зевак, она время от времени приветливо обращалась к шедшей рядом служанке в добротном сером платье и большом белом чепце. Порядком истомившееся людское любопытство было наконец вознаграждено сполна. Пока девушка проходила мимо замерших горожан, со всех сторон раздавались возгласы восхищения, люди шепотом говорили, что видели таких красавиц только на картинах. Даже старики, в чьих жилах уже давно перестала бурлить кровь, преобразились. Они наперебой хвалили ее грациозную осанку, безукоризненный вкус и то скромное величие, с которым она без тени смущения шла сквозь толпу. Само собой разумеется, что юноши были тем более покорены незнакомкой и с жаром принялись обсуждать ее неожиданное появление.
Сама Жоринда будто не замечала ничего вокруг. Поднявшись на вал, она спокойно шла вдоль широкого рва, отделявшего вал от городской стены. Увидев в тинистой воде рва утиные домики и качавшихся на волнах птенцов, девушка остановилась, вынула из сумочки хлеб и стала крошить его. Утки с утятами немедленно устремились наперегонки к ней, хватая редкий корм. Было видно, что это занятие доставляло Жоринде явное удовольствие. Когда же хлеб кончился, она помахала птицам очаровательной ручкой, наполовину спрятанной в черную шелковую перчатку, вновь набросила на плечи спустившуюся шаль и невозмутимо пошла обратно к своему саду сквозь толпу зрителей.
Вскоре она исчезла за железными воротами, которые старая служанка старательно заперла большим ржавым ключом.
С этого дня чужеземная мадемуазель, как называли ее пожилые люди, или, для молодежи, прекрасная Жоринда, в течение многих недель оказалась главной темой разговоров в городе. Дочери из хороших семей поддерживали эти разговоры с затаенным раздражением, то и дело грозившим перерасти в открытую злость. Их родители, поначалу недовольные лишь тем, что приезжая не ходит в церковь, постепенно тоже прониклись к ней враждебными чувствами. Вскоре они уже считали красавицу крайне опасной особой и обдумывали способы, как бы изгнать ее из города. И все потому, что молодые люди Аугсбурга все больше и больше попадали во власть странных чар обитательницы проклятого дома.
Теперь Жоринда ежедневно в одно и то же время выходила на прогулку, обычно со служанкой, но иногда и одна. Она всегда была в черном платье, с красной шалью, в соломенной шляпке и сафьяновых туфельках и не носила никаких украшений, кроме красного кораллового крестика на черной бархотке, что подчеркивало белизну ее шеи и груди. В корзинке девушка регулярно приносила корм для своих питомцев и предавалась этому занятию так серьезно, словно оно составляло важную часть ее жизни. И в самом деле, когда позднее стало возможным наносить ей визиты, Жоринду ни разу не заставали за рукоделием или с книгой в руках. По-детски нежное лицо ее сохраняло отстраненное и холодное выражение, вместе с тем в нем было нечто отчаянное и своевольное. И это загадочное противоречие влекло к ней юношей гораздо сильнее, чем смех и изящное кокетство других красавиц.
Когда Жоринда во второй раз появилась на валу, сын бургомистра, самый богатый и считавший себя первым красавцем в городе, набрался смелости и заговорил с ней. Она отвечала безо всякого смущения, однако мягко уклонилась от расспросов о личной жизни и сказала лишь, что ее родители — немцы, но она долго жила во Франции и сейчас осталась совсем одна. На вопрос, почему она ходит в черном, девушка ответила, что это ее единственное приличное платье. Не имея большого состояния и не желая занимать деньги, она не может много тратить на гардероб.