— Да, был! — с вызовом ответила Купава. — Ну и что?
Мальгин пожал плечами. Способность чувствовать пси-сферу и биоауру собеседника вернулась к нему.
— Ничего. Он мне нужен, я ищу его. И найду.- Клим поднял твердый взгляд. — Почему ты скрыла от меня, что Дарья… в приюте?
Купава открыла рот, закрыла, испуг отразился в ее потемневших глазах. Она не сразу нашлась, что ответить.
— Зачем тебе дочь? — наконец сказала она горько. — Разве мало у тебя своих забот, мужских? Уходи. И не приходи больше. Мы идем по разным дорогам, и ты это знаешь. Не мучайся раскаянием и прочей сентиментальной ерундой, это тебя не красит, да и не любит никто слабых и нерешительных, твоя Карой тоже.
Мальгин вздрогнул — не от слов Купавы, от волны ее чувств, обрушившейся на его загудевшую голову. Эта волна несла отчаяние, невыразимую горечь и тоску, бессилие, безнадежность, злость, гнев, усталость, презрение и желание умереть, но в ней не было главного — любви и ожидания. Впрочем, ненависти тоже не было. Душа Купавы кипела, и дымилась, и задыхалась в дыму, и никто помочь ей не мог, ни в прошлом, ни в будущем, в том числе и Мальгин, но он этого не понял. Он был оглушен и обескуражен, к тому же сработала ложная гордость, подруга эгоизма, и Мальгин не стал разбираться в хаосе эмоций Купавы и не смог поэтому выяснить причин ее отчаяния.
— Выздоравливай, — сказал он глухо. — Я приду завтра. В каком приюте находится дочь?
— «Звезда», возле памятника партизанам. И лучше бы ты не приходил завтра, моим друзьям, — усмешка скользнула по ее губам, — новым друзьям, это не понравится, что вполне может отразиться на твоем здоровье.
Мальгин задержал дыхание, передавая женщине образ открывающего пасть тигра, и по ее расширившимся зрачкам понял, что ему это удалось. Улыбнулся.
— Лучше бы им со мной не встречаться, Пава. Хотя я и исповедую ахимсу, но в определенных обстоятельствах могу не сдержаться. До встречи.
Купава не ответила, глядя на него с ужасом, причины которого Клим также разобрать не сумел, а скорее не захотел. Выходя из палаты, он столкнулся с широкоплечим загорелым парнем в рубашке-шнуровке и джинсах. Парень посторонился, вежливо извинившись, подождал, пока Мальгин выйдет, и зашел в палату. Лицо у него было открытое и дружелюбное, с веселыми и умными глазами, и на приятеля Купавы из компании Гзаронваля он походил мало.
Через четверть часа Клим входил в здание детского учебно-воспитательного приюта для «непонимашек», но пробыл там всего три минуты, узнав, что дочь Купавы Дарью забрал некто по имени Макар Мальгин. Хирург остолбенел, и дежурному информатору приюта пришлось повторить фразу:
— Вчера ее забрал Макар Мальгин, дед Дарьи.
Клим вышел из здания, выстроенного почему-то в стиле китайской фанзы, и побрел к стоянке такси, не поблагодарив дежурного (инк проводил его сочувственным взглядом), вдруг сообразив, что в момент разговора с отцом Дарья была уже у него. И старик ничего не сказал! Неужели затаил обиду? Или невзлюбил за что-то. За какие грехи?
Хирург посадил такси так, чтобы его не было видно из дома, и прокрался к веранде, «обнимая» сферой гиперохвата весь объем дома и пропуская его через голову. Оба- и отец и Дарья- были дома. Старик возился в саду, обрезая ветви плодовых деревьев, а Дарена лежала в люльке на силовых подвесках, которая висела возле малинника, и забавлялась тем, что тянула из манипуляторов киб-няньки замысловатые яркие игрушки-надувашки. Она первая отреагировала на появление хирурга, хотя он еще не вышел из-за кустов: притихла, повернула голову в его сторону и издала короткий звук, похожий на возглас «ну?».
Мальгин ощутил ток теплого, пахнущего топленым молоком, свежим хлебом, фруктами и свежестью удивления — на пси-уровне — и обомлел! Не было сомнений: его дочь родилась интрасенсом и спрашивала на языке инстинктов, подсознательно, еще не понимая дара, но уже владея им: спрашивала, кто пришел — добрый или равнодушный, чужой или свой?
— Господи! — пробормотал Клим, слабея от нахлынувших чувств, и послал в ответ импульс любви и нежности, улыбки и света, ощущение огромных, но добрых баюкающих ладоней. Из-за кустов послышался радостный смех, агуканье и возня: ребенок хотел видеть, кто пришел, и выкарабкивался из люльки, отбиваясь от киба.
Мальгин преодолел оставшиеся двадцать шагов и остановился возле люльки. Вцепившись пухлыми ручонками в края качающегося сооружения, наполовину высунувшись из-под балдахинчика, на него смотрело маленькое улыбающееся розовое существо с громадными голубыми глазищами, с темным пушком на голове, с пунцовыми губками и ямочками на щеках. Оно протянуло ручку и сказало отчетливо:
— Де-да…
Мальгин сглотнул слюну, проговорил пересохшими губами:
— Не деда, а папа…
— Это она меня увидела,- раздался сзади ворчливый голос, и Мальгин-старший вышел из-за деревьев.- Чую, что-то не то, так она со мной не говорит, думаю, может, гость пришел?
Дарья сощурилась, скаля зубки (уже выросли!- машинально отметил Клим), с удовольствием пососала палец, куснула его и произнесла, покачав пальцем:
— Ни-зя… па-па…
Мальгин-старший засмеялся, глядя на остолбеневшего сына, похлопал его по плечу:
— Она схватывает все на лету. Растет не по дням, а по часам. У нас в роду уже были такие… нетерпеныши. Твоя прапрапрабабушка Пелагея была ворожеей, экстрасенсом, как сейчас говорят, так она тоже смышленой росла не по годам. Может, Дарьюшка в нее?
Мальгин послал дочке новый импульс: образ Купавы, поле в росе, туман, река, солнце за лесом, сонная тишина, женский смех и слова: «Доченька моя, кровинушка, травиночка, попей молочка!…»
Дочь замерла, прислушиваясь, распахивая глаза еще больше (ох и ресницы у нее будут!), и вдруг сморщилась и заплакала, почти беззвучно. Киб затряс над ней игрушки, и старик недовольно взглянул на Клима.
— Испугал ты ее чем, что ли? Пошли в дом, позавтракаем.
Мальгин нехотя побрел за отцом, оглядываясь и сдерживая желание вернуться и погладить дочь по головке, покачать на руках и поцеловать в щечки.
Отец поставил на стол на веранде сковороду жареных грибов, вино, чай, малиновое варенье, тосты, кивнул на грибы, выходя:
— Угадай, чего я набрал.
Клим щелкнул ногтем по бутылке «Вычегодского поля», наклейка на которой пестрела двадцатью медалями, и посмотрел на сковороду.
— Рыжики, зонтики, лисички, подосиновики, сыроежки.
— Все? — Отец появился с полотенцем через руку.
Мальгин прислушался к пульсации его пси-фона, стараясь не подать виду — в голове заныл какой-то нерв.
— И говорушки.
Старик сгорбился, махнул рукой с унылым видом сел, жестом приглашая сына сесть напротив.
— Я думал, ты уже квалификацию потерял.
— Где собирал?
— У Щербатого моста, в лощине. Белых уже нет, и эти еще встречаются. Скоро за опятами пойду.
Молча принялись за еду. Мальгин, преодолевая боль, проник в основной поток мыслей отца, продолжавших его волновать, и едва сдержался, чтобы не выдать своих ответных реакций.
— Ну, что дальше? — спросил он, допив чай.
Отец понял.
— А ничего. На два дня в неделю я буду забирать Дарью к себе, а остальное время она будет находиться в приюте. Общение с детьми, интегральное воспитание, познание… Слава богу, сейчас на дворе не двадцатый век и воспитывают детей профессионалы не чета мне. Ты узнал, где Купава?
— Узнал.- Мальгин, поддаваясь порыву, обнял отца и прижался щекой к его щеке.- Она скоро вернется, и мы сделаем ей сюрприз. Спасибо, па, я побежал, наведаюсь кой к кому. Но буду забегать, если не возражаешь.
Мальгин мысленно позвал дочь, услышал в ответ радостную тарабарщину: манипуляторы киба, игрушки, громады деревьев, голубое небо, цветные запахи, ветер — все вперемешку — и ласковое прикосновение теплого пальчика к своим губам. Засмеялся, удивив отца, и пояснил:
— Я ее чувствую, па, она меня признала.
За деревьями оглянулся, и хотя отца уже не было видно, Клим чувствовал, что тот еще стоит и смотрит ему вслед.
По пути хирург наскоро перекусил в «Макдональдсе» — есть хотелось практически постоянно, и все время подмывало спросить у Железовского: как проблему еды решил он?