— Маффи — не единственный чертов кот в чертовой округе, — неоспоримо заметил он.
Ее ответ был холоден, а его ответ был груб. Она повесила трубку, и он понадеялся, что это был последний разговор о кошачьих какашках.
Прямо наследующий день, когда он сидел и созерцал свой газон, размышляя: отдать деньги на ремонт газонокосилки (эти деньги уплывут прямо из той суммы, что он отложил на небольшой уик-энд с поездкой на рыбалку) или еще подождать, а потом взять напрокат сенной пресс-подборщик, миссис Арбор появилась из-за угла его дома. Она была осторожна в том, чтобы реально не ставить ног на его запущенные владения. За загривок, отставив от себя, словно зачумленный предмет одежды, она держала Маффи.
— Он делал это! — закричала она на него. Дальнейшие ее слова потонули в гораздо более громком реве и визге. Сегодня городская служба подрезала деревья на их улице, превращая ветви в измельчителе в древесную стружку. Шуму от него было, как от сотни банши с несварением желудка, от которого у Кригера обычно сводило зубы. Однако теперь он улыбнулся, приставил к уху ладонь, и помотал головой. Она продолжала открывать рот, излагая свои жалобы. Измельчитель остановился.
— … грязное, — говорила она. — На этот раз вы не сможете отрицать. Я поймала его прямо на месте преступления. Отвратительные пахучие выделения.
— На вашем месте, я бы не стал держать этого кота, — сказал Кригер, — у него, к тому же, блохи.
Ноздри у нее раскрылись, она вдохнула и раздулась от возмущения. С ревом машина заработала снова. Шумовой поток унес ее слова. Внезапно она перешагнула через край тротуара, и бросила вырывающиеся животное мимо рабочего в пасть измельчителя. Если кот и кричал, то его голос потонул в скрежете машины.
— Бог ты мой! — закричал рабочий. — Выключи ее, Билл!
— Что? — крикнул в ответ Билл.
Кригер стоял с открытым ртом, настолько пораженный, что даже не мог протестовать. Все равно, уже слишком поздно. Миссис Арбор глянула на него через плечо со злобным триумфом и быстро убежала в свой дом, захлопнув дверь. Во внезапной тишине, когда машина остановилась, он даже услышал щелчки от двух ее дверных задвижек, вставших на свои места.
Когда дети пришли домой из школы, он сказал лишь: «Маффи погиб сегодня на улице».
Сам он лично не сильно огорчился из-за кота; тот страдал хроническим ринитом и, бывало, регулярно будил его в четыре часа утра, чихая своими соплями прямо ему в левое ухо. Так что он не написал «Хлороксом» посреди ее газона «психованная сука», хотя был очень к тому близок.
Кригер, когда подспудно ощущал, что должен вести себя по-христиански, мог понять ее точку зрения на кота. Это было его животное, и его, как он полагал, можно было счесть ответственным за конечный кошачий продукт. Но голуби! Голуби принадлежат Господу Богу. Или городу. Или воздуху свободному. Уж конечно не ему, как ни крути. Они кружили, падали и взмывали в верхних слоях атмосферы, и поселились у него в ивах. Не в ивах миссис Арбор, конечно — у нее напротив деревьев была сетка. Его совершено не беспокоило и их мягкое воркование и крики, что доносились в окно спальни на втором этаже теплым летним вечером. Они проживали свою маленькую голубиную жизнь, и он совершенно не возражал против того, чтобы разделить с ними кусочек пространства, тем более что сам он никогда на ивы не забирался. Но, разумеется, где есть жизнь, там и дерьмо.
— Жить по соседству с этими болезнетворными, грязными созданиями! — так миссис Арбор излагала свою точку зрения. — Вы только посмотрите на этот кошмар, что они творят на моем подъезде!
И она позвонила в комитет по охране здоровья. На этот раз офицер пришел к дому Кригера. Они долго беседовали. К счастью, жены и детей не было, они навещали ее маму. У его жены была склонность от любого официоза впадать в панику, переходящую в ужас, и он был рад, что ему не пришлось объяснять ей, что у комитета по охране здоровья нет таких полномочий, чтобы посылать людей в концентрационные лагеря.
Кригер едва сдерживался. До тех пор, пока не позвонил в компанию по уничтожению, и не узнал, что стоимость защиты его участка от голубей приближается к трем сотням долларов. За его счет. К тому моменту, когда он повесил трубку, приказ комитета по охране здоровья превратился у него в кулаке в плотный, смятый, влажный комок, а его глаза дико округлились.