— Ну что, уже испугались? — насмешливо проговорил Лешнер. — Неужели у нас не хватит смелости разделить господскую землю?
— Разделить-то можно, — тихо ответил батрак Петер Крум, всю жизнь проработавший у Зандера, — а вот брать её страшно. Как же так? А если потом кто-нибудь захочет и у меня отнять? Может, всё-таки лучше взять в аренду? Так будет, пожалуй, вернее.
— А если выйдет закон о разделе помещичьей земли?
— Ну если закон, тогда дело другое, — неуверенно признал Петер.
— Пустой разговор! — вдруг резко произнёс Вальтер Шильд, конюх Фукса. — В России в семнадцатом году крестьяне взяли да и выгнали помещиков — и дело с концом. А мы что? Да пусть кто-нибудь потом попробует забрать у меня мою долю!..
Он высказался просто, но весьма внушительно.
Каждый отчётливо представил себе судьбу того, кто посягнул бы на участок конюха. Все взоры были прикованы к большому плану. Люди знали здесь каждый кустик, каждый овражек: ведь с малых лет трудились они на этой земле.
— Придётся избрать комиссию, когда выйдет закон, — продолжал Лешнер, — комиссию для руководства всей работой.
— Вот ты и будешь у нас председателем комиссии, — быстро сказал Петер Крум, который в глубине души всё же побаивался необычной затеи.
— Это меня не пугает, — ответил Лешнер. — Я и не за такое дело могу взяться. Что мне управляющие!
Среди крестьян пронёсся удовлетворённый шёпот. Если Эрих согласился, то тем самым с них снимается частица ответственности.
— А теперь, — предложил Лешнер, — посмотрим, как это получится, если действительно взяться за распределение земли. Давайте прикинем и рассчитаем, сколько может прийтись на долю каждого.
Они склонились над огромным планом и приступили к дележу. Происходило это в абсолютной, почти торжественной тишине. Лешнер водил карандашом по бумаге, и за каждым его движением следили внимательные глаза.
Слишком много несправедливости испытали эти люди в своей жизни, чтобы слепо вверять кому-нибудь свою судьбу. Вслед за карандашом Лешнера собравшиеся мысленно обходили господские поля, и каждый уже видел себя владельцем собственного участка.
Вдруг, нарушая эту священную тишину, Вальтер Шильд скептически произнёс:
— А если всё это только слова и мы тут напрасно размечтались?..
— Не может того быть! — выкрикнул кто-то у стены.
— Только в России могли осмелиться делить чужую землю, — задумчиво сказал Петер Крум. — У нас пороху не хватит.
— Хватит! — уверенно сказал Лешнер. — Если вы не хотите, я найду народ посмелее, а землю всё равно поделят.
Поздно разошлись в этот вечер крестьяне от Лешнера. И не успела сутулая фигура Шильда, шедшего позади всех, исчезнуть среди тёмных стволов, как неподалёку от сторожки остановилась машина. Из неё вышли двое. Они, по-видимому, хорошо знали эти места, потому что уверенно направились к домику лесника.
Появление самого дьявола, вероятно, не поразило бы так Лешнера. В дверях стояли Швальбе и Корн. Лешнер не только удивился, но и встревожился. Он был один, безоружный инвалид, против двух здоровенных, несомненно вооружённых людей.
— Прошу извинить за поздний визит, господин Лешнер, — нараспев сказал Корн. — У нас к вам небольшое дельце. Мы хотим вас обрадовать.
— Обрадовать? — переспросил Лешнер.
— Вот именно, обрадовать, — подхватил Швальбе. — Мы предлагаем вам переселиться в деревню. Довольно вам жить в этой невзрачной избушке. Будет только справедливо, если вы, инвалид войны, переедете в один из наших домов, там вполне приличные квартиры.
Лешнер уже понял цель прихода управляющих. Они явились, чтобы подкупить его.
— Нет, господа, — сказал он, не обращая внимания на безмолвные сигналы испуганной Марты. — Купить меня не удастся. Всё равно то, чего вы боитесь, рано и ш поздно произойдёт. И всё будет сделано по закону. Тут ни вы, ни я не в силах изменить что бы то ни было.
— Да, но законы, господин Лешнер, можно проводить в жизнь по-разному: иногда быстро, а иногда медленно, — сладко произнёс Корн. — Лучше всего, если бы крестьяне решили взять эту землю в аренду. Вам лично это будет очень выгодно.
— Мне с вами не о чём говорить, — ответил Лешнер, наливаясь гневом, — и я не понимаю, почему вы пришли именно ко мне.
— Потому, что вы оказываете влияние на крестьян, господин Лешнер.
Швальбе подошёл к столу, на котором лежал план владений обоих помещиков, и пренебрежительно усмехнулся.
— Мы напрасно теряем время, господин Корн, — сказал он. — Поглядите, здесь уже всё предусмотрено. Вы, наверно, выбрали себе самый лучший участок, а, господин Лешнер?