— Обязательно сходим, — серьёзно, будто речь шла бог знает о каком важном деле, ответил Лука. — А пока думай об этих валках. Нужно добиваться полного единства мысли и физического усилия.
— Ну, заговорил, как псевдоучёный. Что это значит?
— Звучит несколько высокопарно, а вещь весьма простая. Голова твоя работает отлично, всё, что я рассказал тебе о станке и о приёмах работы, ты усвоил, а вот руки ещё не слушаются тебя. Навыка нет. Смотри, вот здесь ты посильнее нажал на подачу, резец взял толстую стружку, и на торце валка сразу остался след, хоть и не очень заметный. Теперь понимаешь, в чём разница между твоей и моей работой?
— В рабочем стаже.
— Вот именно. В опыте! И то и другое к тебе скоро придёт. Теперь смотри, как затачивается резец, чтобы нарезать резьбу. Она очень различная — правая, левая, двойная, модульная. Значит, перед тем, как за неё приниматься, придётся тебе почитать книжечку. Вот она. А ещё лучше выучить назубок, как таблицу умножения…
— Ты выучил?
— Представь себе, да. Там в конце — таблицы, их зубрить не стоит, если понадобится, можно всегда заглянуть и проверить себя, а всё остальное знать нужно.
— Хорошо, выучу, — хмуро согласился Феропонт, удивляясь своей покорности: к чему вся эта морока, если быть токарем он не собирается?
Лихобор будто подслушал его мысли.
— Если станешь инженером или конструктором музыкальных машин, эти знания тоже пригодятся.
— Ладно, выучу, — буркнул окончательно убеждённый Феропонт.
Теперь цех работал в новом, напряжённом ритме, хотя Гостев перевёл на полуторасменную работу только важнейшие участки, в том числе и участок Горегляда.
Конечно, ученикам работать сверхурочно не разрешалось, и Феропонт чувствовал себя глубоко обиженным, словно это запрещение подчёркивало его неполноценность.
В глубине души он сознавал целесообразность приказа, но вот так взять и уйти из цеха после окончания смены, когда Лихобор ещё работал, он просто не мог. Это почему-то казалось унизительным. И он слонялся по цеху, останавливаясь то тут, то там, приглядываясь к фрезеровщикам или подолгу простаивая возле станков с программным управлением.
Однажды вечером — шёл уже октябрь и темнело рано, в цехе холодно сияли лампы дневного света — он подошёл к Лихобору и презрительно, со злостью сказал:
— Значит, рабочий класс — честнейший из честнейших?
— Вот именно. — Лука удивлённо посмотрел на ученика. — Что-то тебя опять повело на теорию. И вообще, отчего ты слоняешься здесь, когда тебе давным-давно пора быть дома и играть на своей электрогитаре?
— О гитаре поговорим потом. Сейчас речь о рабочем классе.
Лука выключил мотор, внимательно посмотрел на Феропонта: в тёмных глазах парня было возмущение. Что-то случилось. И ещё Лука подумал, что ему совсем не безразличны переживания этого занозистого, по-юношески дурашливого и способного Феропонта, уже зачисленного в большую семью сорок первого цеха.
— Что потрясло на этот раз твою самобытную душу?
— Пустые разговоры о рабочем классе. Всюду только и слышишь: ах, рабочий класс, ах, самая революционная сила мира, ах, творец материальных ценностей, ах, ах, и ещё сто раз ах! А поди-ка посмотри, что делает твой дорогой сосед и товарищ Борис Лавочка в сверхурочное время, за которое ему платят немалые деньги.
— Как что? Детали для нового самолёта.
— Поди полюбуйся! — Было в голосе парня что-то такое горькое, так болезненно искривились его губы, будто довелось ему сейчас, сию минуту, разочароваться в самом дорогом и светлая мечта его оказалась всего-навсего ярким мыльным пузырём. Лопнет — и всё, пустота.
Лихобор подошёл к станку Бориса Лавочки и сразу всё понял. Токарь из обрезков дюралевой болванки точил катушку для спиннинга. Две готовые катушки лежали рядом. Заказ, по всей очевидности, выполнялся немалый.
— Ты что делаешь? — сдерживая закипавшую ярость, спросил Лука.
— Деталь аш-двадцать восемь пятьдесят шесть для нового самолёта, ты же знаешь, — и глазом не моргнув, ответил Лавочка.
— Может, у тебя и чертежи есть для этой детали? Техпроцесс?
— Чертежи забрали в бюро труда и зарплаты, нужно что-то уточнить в расценках, нормы вроде бы завышены, а я проявил сознательность и попросил привести их в соответствие с реально затраченным временем.
— Хорошо. — Лука удивился своему спокойствию и самообладанию. — Возьму-ка я у тебя одну детальку.