Я долго стоял на взгорке, прислушиваясь к неумолч ному шепоту неба и земли, других звуков не было. Лишь порой раздавалось как бы легкое журчание, когда сморщенный листок плавно опускался на припоро шенные ветки. Это напоминало лепет маленького род ничка. И снова ни звука - кроме неумолчного шепота. Умиротворение снизошло на меня, я надел сурдинку на свои струны.
Ларс Фалькенберг непременно хотел узнать, откуда я иду и куда собираюсь. Ручей? Водосборник? Вот чепуха-то, прости господи, как будто люди не могут сами носить воду. Ох, уж и любит капитан всякие там новомодные штучки - то у него пахота осенняя, то еще что, только как бы ему в трубу не вылететь с такими замашками. Урожай, говорите, богатый? Ну пусть богатый. А вот догадался ли кто подсчитать, во сколько обошлись все эти машины и люди, что приставлены к каждой машине? На нас с Гринхусеном порядком ушло за лето. Да и на него, на Ларса, за осень немало потрачено. Вот в былые дни в Эвребё богатели и веселились. Господа каждый вечер песни слушали, а кто им пел, я не хочу поминать. А нынче в лесу деревца не увидишь - сплошь пни.
- Ничего, через годок-другой поднимутся новые де ревья.
- Сказал тоже - через годок-другой! Много лет пройдет, учти. Эка невидаль - капитан; командуй себе ать-два, и дело с концом. Он теперь даже не председа тель общины. Ты замечал, чтоб хоть одна живая душа пришла к нему за советом? Я что-то не замечал.
- Ты видел капитана? Он вернулся? - перебиваю я.
- Вернулся, вернулся! Что твой скелет. Чего я еще хотел у тебя спросить - ты когда едешь-то?
- Завтра, - отвечаю я.
- Уже? - Ларс до краев наполнен расположением ко мне, он никогда не думал, что я уеду так скоро.
- Навряд ли я тебя здесь увижу до отъезда, - сказал он. - И я хочу на прощанье дать тебе совет: хватит транжирить жизнь по-пустому, пора и осесть где ни то. Учти, от меня ты это слышишь в последний раз. Не скажу, чтоб мне так уж хорошо жилось, но ведь ма ло кому из нашего брата живется лучше, а о тебе и во все речи нет. У меня есть крыша над головой, что есть, то есть. Жена и дети, две коровы, одна отелится весной, другая - осенью, еще свинья - вот и все мое богатст во. Особо хвалиться нечем, но я сам себе хозяин. Если пораскинуть умом, ты со мной не будешь спорить.
- Да, ты выбился в люди, нас и равнять-то нечего.
Эта похвала сделала Ларса еще дружелюбнее, те перь он готов костьми лечь ради моего блага. Вот он го ворит:
- Ну, коли на то пошло, так тебя и вовсе разнять не с кем. - Ты умеешь делать любую работу - это раз, вдобавок ты силен в письме и в счете. Так что ты сам виноват во всем. Надо было тебе шесть лет назад тоже жениться на горничной, как я на Эмме, я ж тебе советовал, и зажить припеваючи. Вот и не пришлось бы слоняться из усадьбы в усадьбу. Я и сейчас про это толкую.
- Слишком поздно, - отвечаю я.
- Да, поседел ты изрядно, уж и не знаю, какая не веста на тебя польстится. Тебе сколько стукнуло?
- Лучше не спрашивай.
- Ну, молоденькая тебе и без надобности. Я и еще что-то хотел тебе сказать, проводи меня немного, авось вспомню.
Я иду с Ларсом. Он не умолкает ни на минуту. Он готов замолвить за меня словечко перед капитаном, чтобы мне отвели такую же вырубку.
- Это же надо, - говорит он, - начисто забыл, о чем я хотел сказать. Пошли ко мне, может, там вспомню.
Весь он обратился в доброжелательство. Но у меня были кой-какие дела, так что идти дальше я не захотел.
- Все равно тебе сегодня капитана не увидеть.
- Но ведь час поздний, Эмма уже легла, зачем ее зря беспокоить.
- Скажешь тоже - беспокоить, - горячился Ларс. - Легла, так легла. Поди, и рубашка твоя стираная у нас осталась. Возьми ее, тогда Эмме не придется ходить в такую даль.
- Да уж нет, не стоит, а Эмме передай поклон, - отважился я на прощанье.
- Непременно передам. А коли ты наотрез отказываешься зайти ко мне... Ты завтра рано уходишь?
Я забыл, что мне уже не удастся поговорить сегодня с капитаном, и ответил:
- Да, очень рано.
- Тогда я сейчас же отправлю Эмму к тебе с рубашкой. И прощай. Помни, что я сказал тебе. На этом мы и расстались.
Спустившись немного вниз, я замедлил шаги, по со вести говоря, я не спешил, - долго ли мне собраться. Я повернул и побрел назад и погулял при луне. Вечер был на диво хорош, без мороза, мягкий и тихий покой одел леса. Не прошло и получаса, как Эмма принесла мне рубашку.
С утра мы оба не вышли на работу.
Гр и нхусен все тревожился и спрашивал:
- А с капитаном ты про меня говорил?
- Я с ним вообще не говорил.
- Ох, вот увидишь, он меня рассчитает. Будь он поря дочный человек, поручил бы мне наготовить дров. А от него разве дождешься. Он и батрака-то нехотя держит.
- Не тебе бы это говорить. Помнится, ты здорово расхваливал капитана Фалькенберга.
- Ну хвалил, не отпираюсь. Когда было за что. Я вот чего думаю - не найдется ли у инженера какой ра ботенки для меня. При его-то достатках.
Капитана я увидел часов около восьми. Мы говорили с ним, покуда не явились визитеры из соседних уса деб, наверное, выражать соболезнование.
Вид у капитана был напряженный, но он не произ водил впечатления человека разбитого, а казался, на против, собранным и подтянутым. Он задал мне не сколько вопросов о том, как лучше ставить задуманную сушилку для зерна и сена.
Теперь в Эвребё не будет беспорядка, сердечных тер заний, заблудших душ. Я почти пожалел об этом. Неко му ставить на рояль неподходящие фотографии, но ведь играть на рояле тоже некому, рояль безмолвствует, от звучал последний аккорд. Здесь больше нет фру Фаль кенберг, и уже ни себе самой, ни кому другому она не причинит зла. Здесь больше нет ничего прежнего. Неиз вестно, вернутся ли когда-нибудь в Эвребё цветы и ра дость.
- Как бы он снова не запил, - говорю я Нильсу.
- Не запьет, - отвечает Нильс. - По-моему, он и не пил никогда. Я думаю, капитан просто дурачился, когда выставлял себя пропойцей. И довольно об этом, скажи лучше, ты вернешься к весне?
- Нет, я больше никогда не вернусь.
Мы прощаемся с Нильсом. Я сохраню в памяти его ровный нрав и здравый смысл; он идет по двору, а я гляжу ему вслед. И тогда он спрашивает, обернувшись:
- Ты вчера был в лесу? Снегу много? Я на санях проеду за дровами?
- Проедешь, - отвечаю я.
И довольный Нильс идет к конюшне - запрягать.
Появляется Гринхусен - тоже по пути в конюшню. Задержавшись около меня, он рассказывает, что капи тан сам предложил ему остаться на зиму: «Напили дров, сколько сможешь, - это мне капитан сам сказал, - пора ботай, а насчет жалованья мы поладим». - «Премного благодарен, господин капитан». - «Ну, ступай к Ниль су». Вот это человек! Я таких и не видывал!