- А ты зря экономишь десять эре на касторке, надо беречь здоровье, - ответил он.
Так мы шутили и смеялись друг над другом. Вечером капитан подошел ко мне и сказал:
- Я не хотел вас затруднять и попросил вашего друга отвезти дам, но фрекен Элисабет хочет ехать с вами.
- Со мной?
- Она говорит, что давно вас знает.
- Но ведь и мой друг - человек надежный.
- Разве вы против?
- Нет, нисколько.
- Вот и прекрасно. Тогда поезжайте.
Тут я подумал: «Эге, они все-таки предпочли меня, потому что я изобретатель и моя пила отлично работает, а если мне еще получше одеться, я буду выглядеть вполне прилично, быть может, даже блестяще».
Но Фалькенбергу капитан объяснил дело по-друго му, и все мои тщеславные домыслы сразу рухнули. пастор просил фрекен Элисабет привезти меня, потому что хочет снова предложить мне наняться в работники. Так они договорились.
Я долго раздумывал над этим объяснением.
- Если ты согласишься работать у пастора, мы не сможем вместе наняться на железную дорогу, - сказал Фалькенберг.
И я ответил:
- Нет, я не соглашусь.
XXIII
Дамы выехали ранним утром в закрытой коляске. Поначалу было довольно свежо, и мое шерстяное одеяло очень мне пригодилось, - я то укутывал им ноги, то накидывал его на плечи.
Я ехал той же дорогой, по которой мы с Фалькен бергом пришли сюда, так что места были знакомые: вон усадьба, где Фалькенберг настраивал пианино, вон вто рая, а вот здесь над нами пролетели гуси... Взошло солнце, стало тепло, час проходил за часом; у развилины дорог дамы постучали в стекло и сказали, что пора обедать.
По солнцу я видел, что обедать им еще рано, хотя для меня - самое время, потому что мы с Фалькенбергом обычно обедали в полдень. И я поехал дальше.
- Что же вы не останавливаетесь! - крикнули дамы.
- Да ведь вы обедаете в три... Вот я и подумал...
- Но мы проголодались.
Я съехал на обочину, в ыпряг лошадей, задал им корму и напоил их. Как странно, неужели эти женщины решили обедать раньше времени ради меня?
- Пожалуйте сюда! - крикнули мне.
Я не хотел их стеснять и остался подле лошадей.
- Ну что же вы? - спросила фру Фалькенберг.
- Если уж вы так любезны, уделите мне кусочек, - сказал я.
Они стали наперебой потчевать меня, и им все каза лось мало; откупоривая бутылки, я выпил немного пива, и этот пикник у дороги запомнился мне на всю жизнь. На фру Фалькенберг я избегал смотреть, чтобы не смущать ее.
Дамы болтали меж собой и время от времени ласково обращались ко мне. Фрекен Элисабет ска зала:
- Правда, приятно закусить вот так на свежем воз духе? Как вы находите?
Она не сказала мне «ты», как раньше.
- Для него это привычно, - заметила фру Фалькен берг. - Он каждый день обедает в лесу.
Ах, этот голос, эти глаза, эта нежная женственная рука, которая протягивала мне стакан...
Я тоже мог бы рассказать кое-что интересное о том, как живут люди на белом свете, поправить их, когда они болтали всякий вздор, понятия не имея, как ездят верхом на верблюдах или собирают виноград.
Но я поспешил кончить еду, взял ведро и пошел за водой, чтобы еще раз напоить лошадей, хотя надобности в этом никакой не было; дойдя до ручья, я уселся на берегу.
Немного погодя фру Фалькенберг крикнула мне:
- Подите, пожалуйста, к лошадям! Мы хотим на рвать хмеля или каких-нибудь красивых листьев,
Но когда я подошел к коляске, они передумали, по тому что хмель уже осыпался, а рябины и красивых листьев не было.
- В эту пору лес совсем голый, - сказала фрекен. И спросила, пристально глядя на меня: - Послушайте, ведь здесь нет кладбища и вам негде бродить?
- Кажется, нет...
- Как же вы обходитесь?
И она рассказала фру Фалькенберг, что я такой странный, каждую ночь ходил на кладбище и разгова ривал с мертвецами. Там-то я и придумывал все свои машины.
Я не знал, что на это сказать, и спросил, как здоро вье Эрика.
- Помнится, лошади понесли, он расшибся и харкал кровью.
- Ему лучше, - коротко ответила фрекен. - Но не пора ли в путь, Ловиса?
- Можем мы ехать дальше?
- Когда вам будет угодно, - ответил я.
И мы поехали.
Час проходит за часом, солнце клонится к закату, свежеет, тянет сыростью: понемногу поднимается ветер, начинает падать мокрый снег. Остаются позади приход ская церковь, лавки, хутора.
И вдруг мне стучат в стекло.
- Не здесь ли вы катались ночью на чужих лоша дях? - спрашивает фрекен со смехом. - Вообразите, до нас дошел слух об этом.
Обе дамы принялись смеяться.
Я ответил, нимало не смутившись:
- И все же ваш отец хочет взять меня в работники, не так ли?
- Так.
- Ну, раз уж мы заговорили об этом, позвольте вас спросить, фрекен, откуда ваш отец узнал, что я работаю у капитана Фалькенберга? Ведь вы, кажется, сами уди вились, когда меня увидели?
Она подумала немного, взглянула на свою подругу и ответила:
- Я написала об этом домой.
Фру Фалькенберг опустила глаза.
Я заподозрил, что фрекен солгала. Но она так ловко вывернулась, что мне нельзя было ее уличить. Вполне вероятно, что она написала домой что-нибудь в таком роде: «А знаете, кого я здесь встретила? Того самого человека, который сделал нам водопровод, теперь он работает у капитана лесорубом...»
Но когда мы приехали, оказалось, что пастор вот уж три недели как нанял работника. Этот новый работник вышел подержать лошадей.
Я ломал себе голову и никак не мог понять, почему же в таком случае именно меня попросили ехать сюда? Может быть, чтобы мне было не так обидно, что Фаль кенберга позвали в гостиную и попросили спеть? Но как они не понимают, что я в скором времени закончу ра боту над своим изобретением и милость их мне не нужна?
Я молчал, хмурился и был недоволен собой; на кухне, когда я ужинал, Олина долго благодарила меня за водопровод, потом я пошел присмотреть за лошадьми. А ко гда стемнело, я взял одеяло и отправился на сеновал...
Я проснулся от чьего-то прикосновения.
- Зачем ты лег здесь, ведь так можно простудить ся насмерть, - сказала жена пастора. - Пойдем, я уложу тебя в доме.
Мы начали спорить, потому что я не хотел идти в дом, и заставил ее сесть рядом со мной. Эта женщина была полна страсти, а может быть, она просто была дитя природы. В ней звучала чудесная мелодия, и я за кружился в вихре этой музыки.