Выбрать главу

XXIV

С утра я был настроен уже не так мрачно, поостыл, успокоился и стал рассуждать здраво. Конечно, для моего блага лучше было и не уходить отсюда, наняться к пастору в работники, стать первым среди равных.

Ведь я уже успел привыкнуть к тихой деревенской жизни.

Фру Фалькенберг стояла посреди двора. Золотоволосая, с непокрытой головой, она была высокая и стройная, как колонна.

Я пожелал ей доброго утра.

- Доброе утро, - ответила она и, легко ступая, подошла ко мне. Понизив голос, она сказала: - Вчера вечером я очень хотела поглядеть, как вас устроили на ночлег, но мне нельзя было выйти. Впрочем, выйти было можно, только... Вы ведь легли на сеновале?

Я слушал ее, как во сне, и не в силах был от ветить.

- Что же вы молчите?

- Спал ли я на сеновале? Да.

- Вот как? И хорошо ли вам спалось?

- Да.

- Так. Ну что ж. Сегодня мы едем домой.

Она повернулась и пошла прочь, покраснев до кор ней волос...

Прибежал Харальд и попросил меня сделать ему змей.

- Ладно, так и быть, - сказал я, стараясь совла дать с собой. - Сделаю тебе большой-пребольшой змей, он взлетит к самым облакам. Непременно сделаю.

Мы с Харальдом мастерили змей часа два, этот славный мальчик старался от души, а я думал совсем о другом. Мы сплели из бечевки длинный хвост, привязали его к змею да еще приклеили для прочности; фрекен Элисабет два раза подходила к нам и смотрела, как мы справляемся с делом, вид у нее был уже не такой свежий и оживленный, как раньше, но меня это не трогало, я ее будто и не замечал.

Но вот мне велено запрягать. И хотя нужно поторапливаться, потому что дорога предстоит дальняя, все же я посылаю Харальда с просьбой повременить полчаса. Мы трудимся в поте лица, и наконец все готово. Завтра, когда клей подсохнет, Харальд запустит змей и будет провожать его взглядом, и в его душе всколыхнется такое же неведомое волнение, какое сейчас вско лыхнулось во мне.

Лошади запряжены.

Фру Фалькенберг выходит из дома, и все пасторское семейство провожает ее.

Пастор и его жена узнали меня, они отвечают на мой поклон и говорят мне несколько любезных слов; но они даже не обмолвились о том, что хотели взять меня в работники. Голубоглазая пасторша стоит и лу каво поглядывает на меня искоса, будто накануне она меня и в глаза не видела.

Фрекен Элисабет приносит корзинку с припасами и помогает своей подруге усесться поудобнее.

- Может быть, все-таки дать тебе еще что-нибудь теплое? - спрашивает она в который уж раз.

- Нет, спасибо, я не озябну. До свиданья, до сви данья!

- Будьте таким же молодцом, как вчера, - говорит фрекен и кивает мне на прощание.

Мы трогаемся.

День стоит сырой и холодный, я сразу вижу, что фру Фалькенберг плохо укутана и ей холодно.

Мы едем час за часом, лошади, чувствуя, что мы возвращаемся домой, сами бегут рысью, я держу вож жи, и руки мои стынут без рукавиц. Завидев домик неподалеку от дороги, хозяйка стучит в стекло и гово рит, что время обедать. Она выходит из коляски, вся посиневшая от холода.

- Пообедаем в этом домике, - говорит она. - Как управитесь с лошадьми, приходите туда, да не забудьте прихватить корзинку.

И она поднимается по косогору.

«Она решила обедать у чужих людей, потому что за мерзла, - думаю я. - Ведь не меня же она в самом деле боится...» Я привязал лошадей и задал им корму; по хоже было, что пойдет снег, поэтому я накрыл их кус ком промасленного холста, похлопал по крупам и, за хватив корзинку, пошел к домику.

Старушка, хлопотавшая над кофейником, подняла голову, пригласила нас войти и снова занялась своим делом. Фру Фалькенберг распаковала корзинку и ска зала, не глядя на меня:

- Ну как, уделить вам кусочек и сегодня?

- Да, спасибо большое.

Мы едим молча. Я сижу на скамеечке у двери, по ставив тарелку подле себя; а фру Фалькенберг устро илась у стола, она не отрываясь смотрит в окно и почти ничего не ест. Время от времени она перебрасывается словом со старухой и поглядывает, не опустела ли моя тарелка. В домике тесно, от меня до окна не больше двух шагов, и мы сидим все равно что рядом.

Кофе готов, но на моей скамеечке нет места для чашки, и я держу ее в руке. Вдруг фру Фалькенберг поворачивается ко мне и говорит, не поднимая глаз:

- За столом есть место.

Я слышу, как громко колотится мое сердце, и бор мочу:

- Спасибо, мне и здесь удобно... Я уж лучше...

Сомнений нет - она взволнована, опасается, как бы я чего-нибудь не сказал или не сделал; тотчас она сно ва отворачивается, но я вижу, как бурно вздымается ее грудь. «Не бойся, - думаю я, - скорей я откушу себе язык, чем скажу хоть слово!»

Мне нужно поставить пустую тарелку и чашку на стол, но я боюсь ее испугать, а она сидит все так же, отвернувшись. Я тихонько звякнул чашкой, чтобы при влечь к себе ее внимание, поставил посуду на стол и поблагодарил.

Она спрашивает меня, словно я гость:

- Вы сыты? Может быть, еще?..

- Нет, спасибо большое... Позвольте, я уложу все обратно в корзинку? Боюсь только, что я не сумею сде лать это как следует.

И я гляжу на свои руки, - в тепле они распухли, стали неловкими и толстыми, так что мне никак не возможно уложить корзинку. Она догадалась, о чем я думаю, тоже взглянула на мои руки, опустила глаза в пол и сказала, пряча улыбку:

- Разве у вас нет рукавиц?

- Нет, они ведь мне ни к чему.

Я вернулся на скамеечку и ждал, пока фру Фаль кенберг уложит припасы, чтобы отнести корзинку. Но она вдруг снова повернулась ко мне и спросила, все так же не поднимая глаз:

- Откуда вы родом?

- Из Нурланна.

Пауза.

Немного погодя я сам осмелился спросить:

- Фру бывала там?

- Да, в детстве.

Она поглядела на часы, как бы пресекая дальней шие вопросы и напоминая мне в то же время, что надо торопиться. Я тотчас встал и пошел к лошадям.

Уже смерклось, небо потемнело, пошел мокрый снег. Я потихоньку взял с козел свое одеяло и спрятал его под переднее сиденье коляски, потом напоил и запряг лошадей. Увидев хозяйку, я пошел ей навстречу, чтобы взять у нее корзинку.

- Куда вы?

- Хотел вам помочь.

- Благодарю вас, это лишнее. Корзинка ведь почти пустая.

Мы подошли к коляске, она села, и я стал помогать ей укутаться потеплее. Я нашарил под сиденьем одеяло и вытащил его, держа так, чтобы не видна была кайма.

- А х, как это удачно! - сказала фру Фалькен берг. - Где же оно было?

- Здесь.

- У пастора мне предлагали целый ворох одеял, но ведь потом у меня так долго не было бы случая их вер нуть... Нет, спасибо, я сама... Нет, нет, спасибо... Са дитесь.