— Да вы просто-напросто описываете дьявола, который толкает вас на такие вещи, — сказала тетка. — Такие мерзости нельзя произносить даже в шутку.
— Вас еще в тюрьму засадят за многоженство, — заметил мистер Джордж.
Джек рассмеялся. Ему доставляло удовольствие переполошить их всех. Он сам удивлялся своей откровенности. Сначала вид Мери привел его в смятение, теперь же глупое самодовольство и самоуверенность тети Матильды и всех этих светских людей еще больше подзадорили его.
Старик Джордж немного побаивался Джека, который беспокоил его. Но одновременно он наслаждался его присутствием. Когда речи Джека, звучали слишком дерзко, он смущенно снимал очки и, точно ослепленный, протирал глаза.
— Не глядите на меня так сурово, мистер Джордж! Я все-таки знаю жизнь лучше, чем вы!
Джек уговорил Мери поехать с мистером Джорджем и с ним на новую ферму. Она и старый адвокат ехали в экипаже, а Джек верхом. Было приятно снова очутиться в лесу. Погода стояла дождливая, пахло землей и чудный аромат опьянял Джека.
Он решил бросить рудник. Руда все равно истощалась. Он мог предоставить ее Тому. Но в таком случае надо было выбрать что-нибудь другое. Например, устроиться на новой ферме. Она была расположена в горах, недалеко от Перта и Вандоу; климат по своей мягкости напоминал английский, лесу было сколько угодно. Джек наслаждался поездкой и обилием зеленых деревьев. Про себя он думал, что хорошо бы построить новый дом, а старый предоставить Мери. Да, это была блестящая мысль!
Эмма и Амос радостно вышли им навстречу. Это тоже были верные люди. Джек помог Мери выйти из экипажа.
Они пошли осматривать имение. Новое место, новая ферма всегда вызывали в ней живой интерес, как будто бы она сама собиралась приняться за новое дело.
— Тебе не кажется, что это место подошло бы для нового дома? — спросил он ее. — Вон там, у той группы деревьев. В южной части сада.
Она внимательно осмотрела место и высказала свое компетентное мнение.
— Ты должна мне во всем помочь, — сказал он. — Моника слишком равнодушна. Не хочешь ли тоже построить здесь дом и заведовать всем? Если предпочитаешь — можешь поселиться в старом.
— Это было бы чудесно, чудесно! Иметь свой собственный дом и кусочек земли!
— В таком случае нет ничего проще.
— Как хорошо! — воскликнула она.
Он видел, что Мери мечтает исключительно о доме, о земле, и о своей роли «тетушки» для Моники и детей. Она храбро и решительно собиралась начать свою стародевичью жизнь. Но это совершенно не входило в его расчеты. Такая «тетушка» ему вовсе не была нужна.
Они направились к дому и осмотрели его. Дом Мери понравился. Все слегка обветшало, но содержалось в чистоте и аккуратности. Эмма пекла пирожки и по комнатам разносился тонкий запах подгорелого теста. Мери зажгла лампу в маленькой гостиной, пододвинула стул и уселась за стол разглядывать альбом с фотографиями. Взглянув на первую фотографию, Джек невольно вздрогнул: он увидел читающую старую даму в кружевном чепце и пышном шелковом платье; старый господин в белых брюках, старомодном сюртуке и бакенбардах стоял, небрежно облокотившись на ее стул. Такая же фотография красовалась на почетном месте в альбоме его матери: ее родители.
— Взгляни-ка! Это мой дед и бабушка. Тот самый, который отрезал ногу бабушке Эллис!
Мери внимательно посмотрела на фотографию.
— Какой он, по-видимому, был властный человек. Надеюсь, что ты не такой.
Мери перевернула страницу и увидела портрет двух молодых дам. Кто-то крестообразно перечеркнул лицо одной из них. Это, вероятно, были тетки Джека.
— Не его ли это мать? — спросила Мери. — Как она хороша!
Джек взглянул на портрет молодой женщины. В своем пышном платье и изящных локонах она совсем не выглядела чьей-либо матерью.
Подняв голову, Мери увидела в зеркале лицо Джека, строго сжатый, но слегка насмешливый рот, раздувшиеся ноздри и пристальный, самоуверенный взгляд. Это властное лицо было новым и почти испугало ее. Ее бросило в жар при мысли о том, как близко он стоит от нее.
Перевернув еще одну страницу, она слегка вскрикнула. Там была фотография молодого франта с опущенными черными усами, с черными бакенбардами и с большими черными, томными глазами. Он был снят с тросточкой в изысканно-сентиментальной позе. Над карточкой было написано каким-то странным почерком:
Досточтимый Джордж Рат
Проклятый отец.
— Ах! — воскликнула Мери и закрыла лицо руками. Она, очевидно, узнала в молодом франте своего отца.
— Ты уже видела когда-нибудь эту фотографию?
Но Мери, закрыв лицо руками, была не в силах выговорить ни слова.
— Не мучься понапрасну, — сказал он ей. — Все мы более или менее одинаковы. Совершенных людей нет.
Мери встала и вышла из комнаты. Через несколько минут пришел мистер Джордж.
— Что случилось с Мери? — недоуменно и с досадой спросил он.
Джек пожал плечами и показал фотографию. Старик нагнулся, взглянул на нее и рассмеялся. Затем положил ее к себе в карман.
— Да, надо признаться, все женщины бегали за ним по пятам. Мать Мери была безумно влюблена в него, когда ему было далеко за пятьдесят. А женился на ней потому, что она считалась богатой невестой. Но бедняжка умерла слишком рано и он ничего не получил, равно как Мери, потому что была его дочерью.
Старик насмешливо улыбнулся.
— Он умер в Сиднее несколько лет назад. Бедняжка Мери вне себя. Мы всегда скрывали от нее это.
— Пусть привыкает! — сказал Джек, которому не понравилась сентиментальная легенда старика.
— К чему привыкает?
— Надо же ей когда-нибудь пожить собственной жизнью.
— Что вы хотите сказать? Такого рода жизни она, пока я жив, вести не будет.
— Что же, ей в таком случае оставаться старой девой?
— Вот еще! Старой девой! Она выйдет замуж, если захочет!
Они пошли в кухню, где был накрыт вечерний чай. Мери поджидала их. Она вполне овладела собой, только была грустнее обычного.
Джек подсмеивался над ней и поддразнивал.
Как только кончили ужинать, Джек встал и пошел посмотреть свою лошадь. Мери взглянула на него, когда он брал шляпу и фонарь; ей не хотелось, чтобы он уходил.
— Ты не надолго?
— Разумеется, нет! — Но в сущности он рад был уйти. Ему не сиделось с Мери и стариком. Он бродил взад и вперед по конюшне, намереваясь устроиться в ней на ночь. Хижина на руднике была ему больше по вкусу. От убранства буржуазных квартир его просто тошнило. Он никогда не сможет жить на этой ферме. Вся атмосфера не нравилась ему. Он задыхался в ней. Его тянуло опять либо на Север, либо на Запад.
Внезапно он услышал чьи-то шаги; к нему пробиралась Мери:
— Случилось что-нибудь с лошадью?
Она заметила разложенное на соломе одеяло.
— Кто здесь спит?
— Я.
— Позволь принести тебе, по крайней мере, простыни! — воскликнула она. — Дай хоть прилично постелить тебе.
Он рассмеялся.
— Что это значит «приличная постель»? Разве эта — неприличная?
— Неудобная, — с достоинством ответила Мери.
— Для меня удобно. Я ведь не приглашал тебя спать здесь.
— Ты больше не придешь? — спросила она, направляясь к двери.
— Разве здесь не лучше? В доме как-то душно. Послушай, Мери, я не думаю, что смогу жить здесь когда-нибудь.
— Что ты собираешься в таком случае делать?
— Право, не знаю. Это я выясню, когда вернусь на рудник. Но не хочешь ли ты получить это имение? Я отдам тебе его, если хочешь. Ты, в сущности, самая близкая родственница покойного.
— Почему ты хлопочешь обо мне?
— Я вернулся ради тебя. Я же говорил тебе, что приду за тобой. Вот я и пришел.