— Ну, будем… — Иван чокнулся с дизелистом.
— Будем, — ответил тот.
К сожалению, другого, более торжественного тоста, под который следовало бы выпить, у них не оказалось. И вообще, все бы, конечно, иначе было сегодня, если бы выпала им удача: был бы праздник как праздник, веселье как веселье, и не уединялись бы они вдвоем, и не торчали бы тут, в этой темной сельповской лавке, воняющей селедкой и копеечным мылом…
Но праздник не случился. И пили они не с радости. И ничего более определенного они не могли сейчас сказать друг другу, чокаясь гранеными стаканами, кроме этого: «Будем». Будем здоровы. Будем живы — не помрем.
Опрокинули.
Иван Еремеев закусил «Весной».
А Нырков, который был знаток, выпив, еще долго держал губы колечком и подыхивал — хы, хы, туда-сюда, вроде своего дизеля.
Потом сказал хозяйке заведения:
— Видать, Макарьевна, винцо твое в воде купалось, да не обсохло…
— Что ты!.. — возмутилась Макарьевна и даже вся зарделась от напраслины. — Ведь только что, при вас, откубрила.
Нырков лукаво подмигнул ей.
Уж наверное имела Макарьевна свой интерес, содержа этот тайный кафетерий. А кому не нравится — катись подальше…
Но хоть ее винцо, может, и впрямь купалось, а Иван от него довольно быстро захмелел.
— Плохо, Проша, — сказал он дизелисту. — Плохо.
И облокотился сокрушенно на прилавок, голову подпер кулаком.
— Ладно, не расстраивайся, — начал утешать его товарищ. — Ну что плохо? Мы-то чем виноваты?.. Точку не мы выбирали — геологи выдали. А наше дело телячье: где укажут, там и бурим… План по проходке мы дали. График опередили. Аварий не имели. Свое сполна получим… А начальство — пускай оно само про себя выясняет, кто виноватый. Верно?
Однако Прокофий Нырков хорохорился только для вида, лишь затем, чтобы успокоить горюющего бурмастера.
И хотя действительно не сами они, рабочий люд, выбирают себе место, где вкалывать; и хотя на самом деле требуется от них только выдать положенный метраж, уложиться в смету и чтобы никаких там чепе; и хотя впрямь то, что скважина оказалась пустой, никак не могло повлиять на их законный заработок (наоборот, еще и премия будет за досрочную проходку), — все равно ни одному из них не могло показаться безразличным то, что выявилось сегодня, то, чем завершился их долгий и ладный труд.
Это уже было явлением другого порядка, которое не измеришь никакими деньгами. Разведчики — они особо чувствительны на такое.
— Повтори нам, Макарьевна, — распорядился Нырков.
Она снова слазила под прилавок, повторила.
— Значит, не повезло вам, ребята? — сочувственно спросила она, когда вылезла наружу. — Не нашли нефть?
Оказывается, и она уж все знала, Макарьевна, хотя при них никто сюда не заходил, а сами они разговаривали обиняками. Должно быть, раньше наведались, сообщили. В этом замечательном селе всегда и все было известно. Даже наперед.
— Не твоего ума это дело. — Нырков строго на нее глянул. А чтобы не обиделась, приказал: — Наливай третий, мы за твое здоровье пить будем…
— Спасибо, — растрогалась Макарьевна и, налив третий, высыпала на прилавок целую пригоршню «Весны».
Потом, утерев рот, скрылась в подсобке, пошла там чего-то ворочать, переставлять. Оставила их вдвоем.
— Понимаешь, — сказал Иван, — у меня ведь как раз третий год кончается по договору. Я думал — это последняя скважина будет. Потом уеду куда-нибудь, снова на Юг, что ли… Так могу ли я такое стерпеть, чтобы эта моя последняя — пустая? Ведь я их тут, на Севере, сколько пробурил — и ни разу промаха не было. А последняя — водой пошла…
Иван Еремеев смотрел на своего друга, и такая невыразимая боль сквозила в его глазах, что дизелист отвернулся даже, не мог вынести этого.
— Последняя… — повторил Иван.
— А ты продли договор. Еще на три года, — подал идею Прокофий. — Чем тебе тут худо? Будем дальше одной бригадой работать. На Югыд перейдем — там сейчас знаешь какой разворот! Одна скважина возле другой — сплошь нефть…
— Это я знаю, — кивнул Иван. И вдруг, решившись, сказал Прокофию то, чего никому еще, кроме Катерины, не говорил: — У меня там, на Югыде, парнишка объявился — сын мой. Вот письмо прислал.
Иван пошарил в кармане под робой, вытащил мятый конверт.
— Валеркой звать… Помбурильщика уже.
— Ну! — воодушевился Нырков. — Тогда мы сейчас за него выпьем. За твоего сына. И за моих тоже… Эй, Макарьевна!
Та себя ждать не заставила.