— Согласна, Платон Андреевич, — ответила она.
При этом Нина Ляшук смотрела в окно: что-то там ее, по-видимому, заинтересовало. В окно, а не на него. Однако она с достаточным вниманием слушала его речь.
— Кроме того, — продолжил Хохлов, — не мешает напомнить конкретную задачу, которая ставилась при бурении Скудноматерикской скважины. Это — оценочная скважина. Она могла дать нефть. Могла и не дать — и, увы, не дала… (Все же при этих словах краткая судорога, как от колотья в сердце, мелькнула на лице главного геолога — и сгладилась.) Но мы получили четкий литологический разрез данной площади — вы сами видели, как тщательно отобран при бурении керн… И это безусловно окажет ценную помощь во всей нашей последующей работе.
— Ясно, — кивнул Терентьев.
Однако он больше не имел желания разыгрывать простодушие. Теперь следовало переходить в атаку.
— Вы позволите задать один прямой вопрос? — Он подался вперед всем телом, уперев локти в стол.
— Разумеется.
— Значит ли, что неудача в Скудном Материке окончательно решает судьбу Лыжи? Ставит крест на всем северо-западном направлении?
Нина Ляшук, которой, должно быть, надоело рассматривать заоконный пейзаж, решительно обернулась и теперь смотрела прямо на секретаря райкома.
— Нет ли смысла пробурить здесь еще несколько скважин? — наседал Егор Алексеевич. — Чтобы иметь окончательную и полную уверенность? Ведь могут быть неожиданности…
Платон Андреевич зашевелился в кресле. Было заметно, что сказанные сейчас слова были ему близки, приятны, даже и в какой-то мере могли быть его собственными словами. Но он сам уже вряд ли набрался бы мужества снова, еще раз произнести их.
— Видите ли, — немного растерянно отозвался он, — здесь имеются некоторые сложности… Дело в том, что разведка в районе Лыжской гряды ведется уже давно… десять лет… Мы получали иногда обнадеживающие результаты. Потом они не подтверждались. И в целом, суммируя итоги…
Он потер кисти рук одна об другую, будто они у него зябли.
— Хотя бы еще одну скважину! — настаивал Терентьев.
— Это значило бы выбросить на ветер еще миллионы рублей.
Но это говорил уже не Платон Андреевич.
Это говорила Нина Ляшук.
И в ее тоне сейчас была такая непререкаемая твердость, что Егору Алексеевичу, хотел он того или не хотел, пришлось перенести свое внимание на очкастую пичугу, зачем-то залетевшую сюда из Ленинграда.
— Турбобур не может и не должен брать на себя функции геолога. Это было бы чересчур накладно для государства. Мы располагаем достаточным арсеналом научных средств, чтобы не бурить вслепую, а заранее знать, где есть полная вероятность найти нефть, а где ее наверняка нет… Для этого существует и сейсмика, и гравиметрия, и даже, представьте, математика — анализ многолетних данных с помощью счетных машин. Короче говоря, для этого существует наука.
Ее брови нахмурились жестко.
— К сожалению, еще совсем недавно мы бурили не там, где были основания добиться цели, а там, где это было… удобней. По ряду других причин, не имеющих касательства к науке.
Теперь посматривал в окно Платон Андреевич.
— Стало быть, вы — против Лыжи? — напрямик спросил эту женщину Егор Алексеевич.
— Нет, — ответила она. — Я против дальнейшего бурения на Лыже. — И вдруг улыбнулась. — А во всем остальном — за!
— То есть? — не понял Терентьев.
— Молоко у вас очень вкусное, — сказала Нина Ляшук. — Мы пили сегодня утром в столовой. Никогда еще такого не пробовала.
— Великолепное молоко! — воскликнул Платон Андреевич, который, похоже, был очень обрадован этим поворотом беседы. — Не молоко, а нектар.
— Да… Молоко у нас хорошее. — Егор Алексеевич повертел крышку чернильницы. Потом добавил: — И масло. Лучше вологодского.
Но тут же сам устыдился столь откровенного своего бахвальства. Тем более что этот разговор о молоке и масле ничуть не развеял его подавленного настроения. Впрочем, вопрос, ради которого они встретились, был уже исчерпан и вполне ясен.
— В котором часу вы летите? — справился он.
— В шестнадцать десять, — сказал Хохлов.
Им еще предстояла промежуточная посадка в Печоре, прежде чем они попадут в базовый город. А Нина Викторовна уже там должна была пересесть на турбореактивный до Ленинграда.
— Что же вы будете делать до шестнадцати? — обеспокоился Терентьев, глянув на стенные часы.
— Гулять, — бодро ответил Платон Андреевич.
— Дышать, — сказала Нина. — Кислород у вас тоже хороший. Как молоко.
— Хороший, — подтвердил Егор Алексеевич.