Однако теперь этот план уже нельзя брать в расчет — теперь этого плана больше не было и быть не могло.
Второй план, которым Иван соблазнял свою Катерину, который он и сам давненько вынашивал, — это бросить все к окаянной матери, продать избу, если кто купит, распродать да раздать все какое ни есть барахло, и налегке, вольными птицами, убыть из этих холодных и голых и, прямо скажем, не лучших на свете мест, — в другие места, что поюжнее, потеплее, где почти круглый год стоит лето и можно вполне обходиться без валенок. Работу ему дадут. Жилье дадут, А не дадут — так построятся, купят. Деньги у Ивана были. Главное — теплынь там, благодать, солнце. Кавуны на баштанах зреют…
Катерина жмурилась, как кошка, когда он ей про все это рассказывал, описывал: будто она чувствовала это незнакомое ей солнце, млела под ним… А потом сразу зябко ежилась. И говорила: «Да что ты, Ваня! Это ведь как будто в другую страну ехать. Может, я по-ихнему и разговаривать не сумею…» Иван смеялся: «Сумеешь! Там каких только нету людей, а все ведь одно — русские». — «Ой, Ванечка, — пугалась она, — так ведь я еще в своей жизни ни разу паровоза не видела. Веришь ли? Самолеты видела — а паровоз нет…» — «Ничего, увидишь», — успокаивал Иван и рассказывал ей про паровозы.
Но этот второй, имевшийся у него в запасе соблазнительный план как-то сам мало-помалу иссякал в его воображении и все реже упоминался в их разговорах.
Иван понял, что Катерине он не по душе — ей почему-то заранее не нравились те прекрасные места, куда он ее звал. Ей, наверное, здесь нравилось. Что поделаешь, если родина… И сам он с удивлением обнаружил, что не так уж его сильно тянет в те другие, хотя и знакомые ему места. Видно, и его приворожила судьба, затянула привычка к этому неуютному северному краю, будь он неладен. Еще, чего доброго, заскучает, затоскует, опять сюда потянет… Впрочем, без Катерины он уже и не представлял себе такого места на белом свете, где он сумел бы не сдохнуть от тоски. А она туда не хотела.
Но в эти самые последние дни вообще полетели вверх тормашками и сделались просто неосуществимыми и напрасными все прежние планы.
Кроме одного — нового. Который и предстоял.
Из базового города, сразу же после испытания скважины, поступило распоряжение. Бригаде Ивана Еремеева надлежало в полном составе и срочно выезжать на Югыд. Там им уже назначили точку — Вуква-2, где-то близ Югыда…
И вот сегодня они уезжали.
— Катя, а может, сходим?
— Куда?
— В сельсовет же. Долгое ли дело?
На сей раз она не засмеялась.
— А как только мы там, на Югыде, обоснуемся, я тебе вызов пришлю. Там уж поселок есть. Дома настоящие. Магазины. Все честь честью. И нам тогда будут обязаны предоставить полную квартиру — поскольку семья… Думаешь, не надоело мне по общежитиям кантоваться? Из одного в другое… Ведь и немолодой уже я. Тоже свой угол иметь надо. А квартиру дадут, ты приедешь — и можешь там все так же в точности обставить, как здесь у тебя…
Он обвел взглядом эту белую горницу. Пышную, с подзорами кровать. Чистые занавески на окнах, снежную скатерть на столе. И эту развесистую чайную розу в кадке, с прикрученным бумажным цветком.
Глаза Ивана с некоторым сомнением задержались на иконах в углу, потом на усатом портрете… Ну ладно. Он бы и это стерпел. Только пусть приезжает.
— Знаешь, Ваня… — тихо сказала она. — Ты погоди. Ты не торопись. Не надо… Вот приедешь туда — и поживи. И еще подумай. Мало ли что… — Катерина положила руку поверх его руки, погладила. — Поживи сам… Я, может, и верю, что тебе неплохо было со мной. Весь этот год… Так ведь без меня ты что бы тут делал? Хорошо, конечно, когда есть под боком… А теперь ты сам поживи. Вдруг тогда тебе все и по-иному представится.
Иван, негодуя, сбросил, ее руку со своей. Хотел встать. Но она удержала.
— Сиди. И не спорь со мной — я ведь тебя умнее. Потому хоть, что я женщина: мы в таких делах умнее вашего…
Он фыркнул, выражая сомнение.
— И еще, Ваня, про одно я тебе хочу сказать. У тебя там сын. Он к тебе приехал, тебя дожидается. Тебя, понимаешь? И прежде чем такое решить, у него спросить придется. Надо спросить… Ведь у него, кроме отца, еще и мать имеется. Понимаешь? — Катерина оправила фартук. — И мне спросить надо. У Альбины… — Тут, едва она упомянула свою Альбину, опять ею завладело беспокойство. — Алька-то где? — Она подозрительно заглянула в лицо Ивану. — К нему побежала, да? Ну, говори — к нему?..
Он плечами пожал. Ведь ничего он насчет этого, ей-богу, не знал. Что она ему — докладывает?