— Дядя Рома, а лосенок где?
— Лосенок? Там… — неопределенно махнул рукой мастер. — В лесу. Гуляет…
— Но ты же обещал мне! Я его ручить буду…
— Это верно, что обещал… А не видел. Нету их в округе, лосей. Ушли.
— Врешь! — сказал мальчик. — Дядя Федя, шофер, прямо на дороге лосиху встретил и с ней двух маленьких. Чуть не сшиб!
Антонюк поскреб затылок, раскаиваясь, должно быть, в своем вранье, и поведал огорченно:
— Может, они и есть. Да вот билета у меня нет.
— Какого билета?
— На лося. Чтобы его застрелить или поймать, билет полагается. Иначе говоря — лицензия.
— Так, значит, у тебя нету… лицензии?
— Нету. Еще не добился.
— А-а… — разочарованно протянул мальчик. И, сразу потеряв всякий интерес к Антонюку, подошел к Светлане.
Лет пять ему. Чернявый, густобровый. В мать?.. Нет: глаза синие, как лесные цветки. И подбородок уже очерчен твердо. Отцовский подбородок.
— Тебя как зовут? — спрашивает он Светлану строго.
«Меня? — соображает она. — Тетя Света? Светлана?»
— Светлана… Ивановна. А тебя как зовут?
— Генка!.. — будто выхлест ремня. Будто — по щеке. — Ну-ка иди в дом!
Это мать.
Худенькое, жилистое тело мальчишки напрягается и снова обретает сторожкую охотничью повадку. Не оборачиваясь больше, неслышно, на цыпочках идет он к избушке и скрывается за дверью.
Антонюк еловой лапой сосредоточенно сметает комья сырой глины со своих сапог.
— А почему ребенок с вами, на работе? — интересуется Светлана. Она спокойна. — Не мешает он вам? Да и дорога, наверное, утомительна для мальчика. Два таких конца.
Черные глаза Гореловой жгут как уголья.
— Куда же мне его девать?
— Отдайте в детский сад.
Горелова жестко усмехается (наконец-то!):
— Был он у меня в детском саду. Пришлось забрать — младшего пристроила на то же место, три года ему. А другого места не дают: полно.
— Да, с детсадом у нас трудно, — вмешивается Антонюк. — Двадцать шесть заявлений.
— Значит, нужно открыть еще один детский сад! — вполне резонно замечает Светлана.
— Верно… — Антонюк похлопывает еловой лапой по голенищу. При этом глаза его сочувствующе и чуть насмешливо, из глубины — отступя на шаг — смотрят на Светлану. — А помещение где взять?
«Наверное, с этим уже давным-давно мучаются, — догадывается она. — А я впервые слышу, и сразу — открыть новый!.. Стыд какой».
И, как обычно, когда на себя рассердится, решительно сдвигает брови.
— Найдем помещение.
«Ты уж найдешь… Временная», — прочла в глазах Гореловой.
— Найдем. До свиданья.
На обратном пути Светлана и Антонюк молчали. Казалось, что он хочет затеять с ней какой-то длинный разговор, но колеблется. Или же решил, что разговор этот — впереди. Потом все же откашлялся и… заговорил о другом:
— Ну как, Светлана Ивановна, насчет плаката?
— Плакат выпустим, — ответила она. — Обязательно. Хороший оператор Горелова… А девяносто девятую буровую, Роман Григорьевич, закроем.
— То есть… Что?!
Я говорю, что отбор нефти из девяносто девятой скважины придется прекратить. Эту скважину будем ставить под инжекцию.
— То есть?..
Антонюк остановился посреди дороги и, отделив зачем-то руки от грузного туловища, таращил на нее глаза. Рехнулась, что ли?
Светлана огляделась. В стороне, на обочине просеки, приник к земле старый кедр. Здесь, по краям, не срубали деревьев начисто, до пня, а просто, подрезав пилой, отваливали набок. Отвалили набок — а он, замшелый, все жив, и кончики ветвей кустятся длинными иглами.
— Сядем, Роман Григорьевич… — предложила Светлана.
Он сел, насупившись.
— Если вы будете против — здесь этот разговор начнется и кончится, — сказала она. — Но если…
Солнце, прикрытое пыльной хмарью, шло над тайгой, цепляясь за вершины. Неяркие стрелы его лучей пронзали чащобу, выхватывая то здесь, то там мрачные, иссохшие завалы лесного хлама.
Долго еще сидели Светлана Панышко и Роман Григорьевич на поваленном дереве, чертили сучком сухую глину и подошвами стирали эти чертежи. Горячились, спорили…
И долго еще шофер Федя — там, на дороге, — задраив от гнуса стекла своей «Победы», спал, свернувшись калачиком у баранки. Отсыпался в счет будущей переработки.
9
— Кто просит слова?
Собрание вел Антонюк. Он стучал карандашом о стакан, ободряюще улыбался, приглашая:
— Ну, кто первый? Первому — без регламента… — обычная в таких случаях присказка.