«Как поразительно знакомы эти губы, их выражение!» — опять удивилась Светлана.
— Нам, конечно, следует наладить обмен опытом, — заговорил Уляшев, обращаясь к ней. — Ведь мы и на самом деле — соседи… — Он улыбнулся дружески, открыто, немного застенчиво. И тотчас посерьезнел: — Но сегодня мы не за этим. По другому вопросу. У вас на промысле, Светлана Ивановна, имеются два электропогружных насоса. Здесь они не используются и, насколько мне известно, использоваться не будут.
Светлана взглянула на Брызгалова. Но тот в настоящую минуту был занят весьма важным делом: то сложит ладони рук — то разнимет, сложит — разнимет.
«Каков гусь! Два года прятал от государства ценное оборудование, а теперь, очутившись на Джегоре, решил с места в карьер выслужиться: есть, мол, центробежные насосы! Нашел, как говорят, секирку под лавкой!»
— С трестом я уже договорился о передаче, — сказал Уляшев и протянул Светлане бумагу с ведомственным штампом.
«Электропогружные насосы… в количестве 2 (две) штуки. Передать… Таран, зам. управляющего…»
Да. Бумага. Ничего не поделаешь.
«Спорить? Умолять? Жаловаться? — Светлана задумалась на минуту. — Или…»
— Хорошо, — тряхнула тяжелым узлом, волос. — Забирайте. Но на складе этих насосов уже нет. Они в лесу, на втором участке. Сейчас я вызову машину и поедем…
— Зачем машина? — возразил Уляшев. — На вертолете быстрее. И удобней… Вы думаете, он не сядет в лесу? Сядет как миленький. Нужна минимальная площадка — двадцать пять на двадцать пять… А вообще он может и не садиться: может просто висеть в воздухе!
И большим людям присущи маленькие слабости. Было совсем не трудно догадаться, в чем тайная слабость начальника Джегорского разведрайона товарища Уляшева. Его тайной слабостью, тщеславием его и утехой был арендованный вертолет «МИ-4».
— Но ведь это, наверное, очень страшно! — сделала большие глаза Светлана. — Я еще никогда не летала на вертолете.
(Уж эти женщины: они не преминут воспользоваться чужой слабостью!)
— Пустяки, — заверил Степан Ильич. — Даже при поломке двигателя вертолет может совершить планирующий спуск, используя самовращение винтов. Вот только если обломается лопасть, тогда — каюк.
— А-а… — вполголоса протянула Светлана.
И снова смерч пыли встал над Унь-Ягой. Куда-то в преисподнюю стали проваливаться серые дощатые крыши, коренастые пеньки телефонных столбов, лица с широко разинутыми ртами. Кабину закачало. Было такое ощущение, будто эта кабина подвешена к небу на веревке и ветер, играючи, раскачивает ее.
Потом внизу понеслись верхушки деревьев. Темная щетина кедрачей. Голубизна ельника. Бор сосновый. И все это выткано белым узором — шелковинками березняка.
Тайга разлинована узкими стрелами просек. Там и сям проплешины. А на тех проплешинах — ажурная вязь нефтяных вышек. Ага, вот это 35-я. Рядом 37-я, 37-я «б»… Вышки на Унь-Яге старинные, деревянные. Но кое-где на серое от времени дерево легли яркие стежки свежего теса: это бригада монтажников, которой командует теперь Алексей Медведко, в божеский вид привела вышки нагнетательных скважин. Тусклым серебром сверкнули баки группового нефтесборного пункта — «ёмкости», как говорят на промыслах, или даже «ёмкостя;´».
Степан Ильич Уляшев вниз не смотрит. Он стоит за спиной пилота, с видом знатока следит за приборами и дает пилоту ценные указания.
Николай Филиппович Брызгалов вниз поглядывает с видом пассажирским, скучающим: скоро ли, дескать, станция? Мы, дескать, люди командированные. Нам, дескать, вся эта пейзажистика ни к чему.
А Светлана Панышко смотрит в окошко жадно, пристально. Она по-лебяжьи выгибает шею, стараясь охватить взглядом всю эту лесную чащобу, все эти просеки и вырубки, все эти вышки…
Она вдруг — впервые — почувствовала себя хозяйкой всего, что окрест.
Там, внизу, на лесных тропинках, когда вокруг громоздится тайга, когда от скважины до скважины — идти да идти, очень трудно проникнуться хозяйским, уверенным чувством. Заробеет душа. А здесь, на высоте, душа смелее.
И это новое чувство уже не покидало Светлану, когда — на шаг впереди Уляшева и Брызгалова — подходила она к девяносто девятой скважине.
Здесь их встретил Антонюк. По простоте душевной вообразив, что джегорские гости явились на Унь-Ягу, чтобы поглядеть на славные новаторские дела его бригады, Роман Григорьевич стал рассказывать увлеченно:
— Нет, какова скважина! Сущая прорва! Вчера мы в нее закачали триста кубов воды. Думали — захлебнется, выплеснет через край. А ничего — все приняла. И еще просит! — Он засмеялся.