Летели дни. Один за другим шли приемы в новом проконсульском дворце для Повелителей Зеггенсбурга, приемы для Эрскилла и его людей во дворцах Повелителей. Эти мероприятия чрезвычайно раздражали князя Треваньона. Тратить время на поедание простеньких пирожных, запивая их приторно-сладким вином и любуясь на бесконечные представления бывших рабов — столь же жестокие, сколь и непристойные, — непростительная глупость. Беседы Повелителей были просто бредом.
Князь одолжил у Рэвни аэромобиль и вместе с Дежбрендом и кем-нибудь из молодых офицеров отправлялся в дальние путешествия. Они ловили рыбу в горных речках, охотились за небольшими, похожими на лань животными. Он наслаждался этим, как ничем прежде. Уж во всяком случае, с того момента, когда на мониторах «Императрицы Эвлалии» появилась Адитья.
Однажды они напросились в гости в довольно большое сельское поместье. Их всегда встречали с неискренним радушием и удивлялись, что столь важные персоны путешествуют без свиты слуг.
Везде, где они останавливались, было одно и то же. Ни в одном хозяйстве не получали больше четверти потенциально возможного урожая с акра. Почву нещадно истощали. Десять рабов — князь не мог думать о них как о свободных — весь день делали работу одного, а сотня — то, с чем робот справился бы до полудня. Рабы-распорядители в белых одеждах указывали клеркам и надсмотрщикам в зеленом и оранжевом. Надзиратели все еще оставались при деле и частенько использовали хлысты, кнуты и дубинки.
Раз или два за спиной Повелителей Треваньон ловил кровожадный блеск, полный ненависти, в глазах бывших рабов. Раз или два, когда Повелителю казалось, что князь его не видит, он ловил такой же блеск во взгляде Повелителя, обращенный к нему или Лэнзи.
Праздник приближался. Каждый раз, возвращаясь в город, Треваньон находил все больше поводов для беспокойства. Управление общественных работ Михаила Эчхафара получило право на переустройство зала заседаний, гостиных и столовых, в которых Повелители станут отдыхать во время перерывов.
Все больше семей Повелителей стекались сюда из отдаленных поместий с целыми флотилиями контрагравитационных судов и свитой. Их принимали во дворцах города. Начались еще более пышные банкеты, балы и приемы. К началу праздника все мужчины, женщины и дети должны были находиться в городе.
Появилась длинная колонна контрагравитационной техники, солдаты и командиры. Якоп Жаннар был принят во всех подразделениях новообразованной армии, а Жорж Кажик — в народной полиции. Вэнн Шатрек, который командовал объединением боевых сил из проконсульского дворца, начал раздражаться.
— Я чувствую, что не должен был отменять военный режим, — сказал он. — И сомневаюсь, что Пьер был чертовски ловок при переподготовке этих подразделений. Это может стоить нам серьезных неприятностей.
Графу Эрскиллу его подозрения показались смешными.
— Граждане Кажик и Жаннар просто соревнуются. Они, как парочка бывших Повелителей, состязаются в экстравагантности. Жаннар собирается устроить парад своих войск, а Кажик, разумеется, — своей полиции. Это все, на что они способны.
— И все же я бы хотел вызвать дополнительные силы с Одина, — упорствовал Шатрек.
Накануне празднества Эрскилл был занят целыми днями. Он заседал либо в Цитадели с экс-рабами, нынешними руководителями управлений, либо в проконсульском дворце с Хоужетом, Чмиддом, свободными распорядителями влиятельных лидеров Совета Повелителей. Все были полны оптимизма по поводу конституции.
Треваньон не понимал этого оптимизма.
— Если бы я был господином Повелителем, то даже не обсуждал бы эту конституцию. Я знаю, что Повелители глупы, но не настолько же, чтобы идти на верное самоубийство.
— Да, это так, — бодро согласился Эрскилл. — Как только они ее утвердят, то станут не важнее, чем ассамблея пэров на Атоне. Они потеряют право вершить дела государства и станут ничем в новой конституции, которую примут через пять лет. Им придет конец. Все фермы, заводы, рудники, контрагравитационные корабли будут национализированы.
— И у них не останется ничего, кроме корзины непризнанных стелликов, — закончил Треваньон. — Я вот о чем подумал. Почему вы считаете, что они станут голосовать «за»?
— Они не знают, за что голосуют. Они полагают, что их голосование означает контроль за страной. Олвир Никколон, Ровард Джавасан, Рэнал Валдри — все они думают, что до сих пор владеют своими людьми. Они полагают, что Хоужет, Чмидд, Кажик и другие поступят так, как им велят. И верят всему, что те говорят им. А каждый вольный нашептывает своему господину, что принятие конституции — единственный путь, что они смогут контролировать выборы в своих владениях и тщательно отбирать людей в центральные законодательные органы. Я говорю вам, князь Треваньон, конституция хороша принятой.