− Торнтон!− воскликнула Маргарет. − Мистер Торнтон с Мальборо-стрит?
− Да! Торнтон с фабрики Мальборо, как мы зовем его.
− Он один из хозяев, с которыми вы враждуете, да? Какой он хозяин?
− Вы когда-нибудь видели бульдога? Поставь бульдога на задние лапы и одень его в сюртук и брюки, и вы получите Джона Торнтона.
− Нет, − ответила Маргарет, смеясь. − Я не согласна с этим. Мистер Торнтон не похож на бульдога, у него нет ни короткого носа, ни вздернутой губы.
− Нет, не по виду, согласен. Но если Джон Торнтон ухватиться за что-нибудь, он вцепится, как бульдог. Его можно отогнать только вилами или оставить в покое. Он стоит того, чтобы с ним бороться, этот Джон Торнтон. Что касается Сликсона, — через несколько дней он будет соблазнять своих людей вернуться на работу и обещать им златые горы. Но их просто обманут, как только они окажутся в его власти. Он хорошо отыграется на них своими штрафами. Он скользкий, как угорь. Он как кот, такой же лоснящийся, хитрый и жестокий. С ним никогда нельзя бороться честно, как с Торнтоном. Торнтон − такой же непреклонный, как дверной гвоздь, упрямый парень, железный до последнего дюйма, − настоящий бульдог.
− Бедная Бесси! − сказала Маргарет, поворачиваясь к ней. − Ты горюешь? Тебе не нравятся сражения, правда?
− Правда, − тяжело вздохнула девушка. − Мне все это отвратительно. Мне бы хотелось говорить о чем-нибудь другом в свои последние дни, а не о столкновении, звяканье и грохоте, не о работе и жалованье, не о хозяевах, рабочих и штрейкбрехерах. Я так устала от всего этого!
− Бедняжка! − Хиггинс мгновенно смягчился.− Твои последние дни должны быть прекрасными. Но из-за забастовки я все время буду дома, и тебе будет веселее.
− Табачный дым душит меня,− сказала она недовольно.
− Тогда я никогда не буду больше курить в доме! − ответил он нежно.− Но почему же ты не сказала мне раньше, глупышка?
Она молчала какое-то время, а потом ответила так тихо, что только Маргарет ее слышала:
− Полагаю, ему скоро захочется выкурить трубку или выпить, как он делал раньше.
Ее отец вышел на улицу, очевидно для того, чтобы докурить трубку.
Бесси сказала страстно:
− Ну разве я не дура, разве нет, мисс? Я знала, что должна удержать отца дома и подальше от людей. Они ведь всегда готовы соблазнить человека во время забастовки выпивкой! И вот мне нужно было прицепиться к его трубке. И он уйдет, я знаю, он уйдет, и никто не знает, где все это закончится. Лучше бы я позволила себе задохнуться!
− Твой отец пьет? − спросила Маргарет.
− Нет, не скажу, что пьет в горькую, − ответила она по-прежнему взволнованным голосом. − Но что из этого? У вас, так же, как и у других людей, бывают дни, я полагаю, когда вы встаете и просто живете, ожидая хоть каких-то перемен, какого-то толчка. Однажды я вышла и купила четыре фунта хлеба в другой булочной, просто потому, что мне стало плохо при мысли, что я снова увижу то же самое перед глазами, услышу одно и то же, снова буду думать о том же, или не думать ни о чем, по правде говоря, и так день за днем. Мне бы очень хотелось быть мужчиной, чтобы кутить, даже если бы пришлось потом брести куда-то на новые места в поисках работы. А что до отца − и всех мужчин − в них это еще сильнее, чем во мне. А что им делать? Для них это малый грех, если они ходят в пивные, чтобы разгонять кровь, стать бодрее и видеть то, что они не видят в обычное время − картины, зеркала и тому подобное. Но отец никогда не был пьяницей, хотя может быть, ему становилось хуже от спиртного, время от времени. Только видите, − теперь ее голос стал унылым, умоляющим, − во время забастовки столько всего происходит, чтобы сломать человека, поскольку у него появляется надежда. И откуда придет утешение? Он станет злым и безумным − они все, − а потом они устают от злости и безумия и в своем гневе совершают поступки, о которых были бы рады забыть. Благослови ваше милое сострадательное лицо! Но вы не знаете еще, что такое забастовка.
− Успокойся, Бесси, − сказала Маргарет. − Я не скажу, что ты преувеличиваешь, потому что я мало знаю об этом. Но, возможно, так как ты нездорова, ты видишь все в мрачном свете.