— Эта ледяная особа — моя невестка, Джесалла Маракайн, — сказал он, приобняв гостью за плечи и демонстративно запечатлев поцелуй у нее на челе. — Ей не терпится узнать твое имя, а учитывая наши ночные похождения, я тоже был бы не прочь выяснить его.
— Фера, — представилась девушка, внося последние штрихи в свой гардероб. — Фера Риву.
— Вот и славно. — Толлер широко улыбнулся Джесалле. — Теперь нас троих водой не разлить.
— Будь добр, проследи, чтобы ее вывели через черный ход, — надменно произнесла Джесалла. Она повернулась и, высоко подняв голову, устремилась прочь, ступая удивительно ровно.
Толлер покачал головой.
— Как думаешь, что это с ней?
— Некоторых женщин легко вывести из себя. — Фера выпрямилась и оттолкнула Толлера. — Так где здесь выход?
— Мне казалось, ты хотела позавтракать.
— А мне казалось, ты из кожи лезешь, чтобы выпроводить меня.
— Ты все неверно поняла, — решился Толлер. — По мне, так оставайся здесь сколько угодно. Или у тебя есть неотложные дела?
— О, я, знаешь ли, занимаю очень высокий пост на рынке в Самлю — потрошу рыбу. — Фера протянула ладони, испещренные мелкими красными следами от порезов. — Откуда, думаешь, у меня это?
— Забудь о рынке. — Толлер накрыл ее ладони своими. — Возвращайся в постель и жди меня. Я пришлю тебе завтрак. Можешь есть, пить и спать весь день, а вечером прокатимся на прогулочном катере.
Фера улыбнулась, потрогав кончиком языка треугольную щелочку между зубами.
— Твоя невестка…
— Всего лишь моя невестка. Я родился и вырос в этом доме, я имею право приглашать гостей. Ну как, останешься?
— А будет свинина со специями?
— Уверяю тебя, что в этом доме ежедневно превращают в свинину со специями целые свинарники, — сказал Толлер, уводя Феру обратно в комнату. — Итак, оставайся здесь, пока я не вернусь, и мы продолжим с того места, на котором остановились.
— Хорошо. — Она легла на кровать, устроилась поудобнее на подушках и вытянула ноги. — Только прежде чем уйти…
— Да?
Она улыбнулась ему ясной белозубой улыбкой.
— Может, и ты мне скажешь, как тебя зовут?
Выйдя на лестницу в конце коридора и спускаясь в центральную часть здания, откуда доносилось множество голосов, Толлер все еще посмеивался. Общество Феры освежало, но слишком долгое ее присутствие в доме может стать вызовом для Джесаллы. Пожалуй, хватит двух-трех дней — чтобы показать Джесалле, что она не имеет права оскорблять деверя или его гостей, а ее попытки помыкать им так же, как братом, обречены на провал.
Спустившись на нижний пролет парадной лестницы, Толлер обнаружил в холле кучу народу. Тут столпились ассистенты-вычислители, домашние слуги и грумы, которые, надо полагать, собрались поглазеть, как хозяин отправится в Большой Дворец. Лейн Маракайн облачился в древнее официальное одеяние старшего ученого — длинный, до пола, халат серого цвета, отороченный снизу и у обшлагов черными треугольниками. Шелковая ткань подчеркивала хрупкое телосложение Лейна, но держался он прямо и величественно. Лицо его было очень бледно. Пересекая холл, Толлер почувствовал приступ любви и жалости: заседание Совета — важное событие для брата, и было заметно, как он нервничает.
— Ты опоздал, — сказал Лейн, окинув его критическим взглядом. — И должен был надеть серый халат.
— Я не успел привести его в порядок. У меня была бурная ночь.
— Джесалла мне только что рассказала, какая у тебя была ночь. — На лице Лейна веселье боролось с отчаянием. — А правда, что ты даже не знал ее имени?
Толлер пожал плечами, чтобы скрыть смущение.
— Какое значение имеют имена?
— Если ты не понимаешь, вряд ли стоит объяснять.
— Мне не нравится, что ты… — Толлер глубоко вздохнул, решив не спорить с братом. — Где стенды, которые я должен нести?
Официальная резиденция короля Прада Нелдивера выделялась скорее размерами, нежели архитектурными достоинствами. Каждый очередной правитель пристраивал новые крылья, башни и купола, руководствуясь личными прихотями и стилем своего времени, в результате чего здание стало напоминать коралл или одну из тех постепенно разрастающихся построек, которые возводят некоторые виды насекомых. Какой-то древний садовник — видимо, специалист по ландшафтам, — попытался внести определенную степень порядка, сажая синхронные кудрявцы и стропильные деревья, но за последующие столетия все заросло другими видами, и теперь пеструю разнородную кладку окружала растительность столь же неоднородной расцветки. Отсутствие всякой гармонии резало глаз.