— Во что?
— Я говорил вам. Оато — это запрет видеть женщин их племени.
— Да, вспомнил. Я еще удивился, чего там запрещать.
— Вот видите, вам как мужчине это неинтересно, а в моем Паганеле взыграл азарт ученого.
— Слушайте, Этьен, а почему вы так странно его называете? Что, у него имени нет?
— Есть. То есть… было.
— Ага! — Жорж от любопытства даже снял с себя одеяло. — Его убили!
— Увы, мой друг. Единственный несчастный случай за всю историю моего отеля. Инцидент пришлось замять, иначе я лишился бы клиентов, ну, вы понимаете…
— Я понимаю. Так в чем же здесь загадка?
— Не знаю. Мне кажется, эти голографии…
Тут Жорж вспомнил, что действительно все еще держит в руках пакет.
— Что здесь?
— По местному обычаю, нарушителя Оато, верней, то, что от него остается, погружают на плот и отпускают в море. Они считают, что такому преступнику нет места на земле. К тому времени я искал месье… гм, я искал его уже сутки. Вышел на катере и наткнулся на плот.
— Что там было?
— О нет, Жорж, этого я не могу пересказать…
— Вы его похоронили? Здесь?
— Нет-нет-нет, ни в коем случае! Со мной сделали бы то же самое! Но я поддался какому-то импульсу и схватил с плота камеру.
— А потом вы поддались другому импульсу и напечатали голографии?
— Признаюсь, мне было очень страшно. Я даже отправлял материалы в Европу! Можете себе представить, во что мне встала межзвездная почта! Ох, Жорж, я, кажется, уже жалею, что начал вам это рассказывать!
— Предрассудки! И скорей всего никакой тайны тут нет. Давайте рассуждать логически: если там даже и запечатлена парочка местных уродин, что мне с того? А если нет — вы сами справедливо заметили, что азартом естествоиспытателя я не страдаю и в джунгли за ними не полезу. Согласны?
Этьен с грустной улыбкой покачал головой:
— Не согласен. То есть ваши логические построения верны, но вы забыли главное.
— Что именно?
— ЗАЧЕМ я дал вам эти голографии.
— Ну и зачем?
— Вам было скучно.
— Вздор. Мне так долго было весело… в системе «Дзинтарс», что после этого… — Жорж некоторое время молчал, вертя в руках пакет, а потом решительно его вскрыл.
Возможно, погибший был неплохим ученым, но голографом оказался прескверным. Смазанные снимки, сделанные, судя по всему, во время танца. Крупный план улыбающегося туземца — головной убор не влез в кадр. Следом он же, но в полный рост. Хижины, утварь… Группа разукрашенных людей. И в конце — несколько непонятных кадров. Просто зелень: пальмы и лианы. Жорж разочарованно поднял голову. Этьен стоял спиной к нему и смотрел на море.
— Видели? — Голос его был странно глухим.
«Видел — что?» — чуть было не переспросил русский, перебирая в руках голографические пластинки. Ничего особенного. Местная экзотика. И вдруг он увидел. На одной из тех странных, с зеленью. Это была не пальма. И не лиана, обвивающая ствол. Утомленный мозг ошибся, по инерции заключив, что раз это джунгли, то должны быть и растения.
Это была ЖЕНЩИНА.
Она стояла вполоборота, видно застигнутая оператором врасплох.
На следующем снимке она смотрела прямо в объектив, еще не успев испугаться.
На третьем ее уже не было.
У Жоржа перехватило дыхание. Он резко вскочил, чуть не запутавшись в одеяле, отшвырнул ногой шезлонг и стал прямо под фонарем, рассматривая голограммы. Он не заметил, что остальные разлетелись по полу.
Эта женщина… Она была и пальмой, и лианой. Она была пантерой, и змеей, и райской птицей. Она была совершенно голая, если не считать браслетов на ногах. Русский почти представил себе, как они должны позвякивать при ходьбе. Элитные фотографы тратят сотни кадров, чтобы получить один-два хороших снимка роскошных манекенщиц. Как же должна выглядеть в жизни эта женщина, если она ТАК вышла на снимке бедолаги Паганеля?
— Этьен… — вздохнул Жорж. — Я хочу эту женщину.
— Ох, месье, как я был не прав…
— Этьен, вы абсолютно правы. Я ХОЧУ эту женщину. Вы должны мне помочь.
— Нет-нет-нет, это исключено! Вас убьют, а я потеряю свой отель!