— Мы благодарны, — сказал Зен, хотя ему все еще было не по себе оттого, что его заперли в вагоне с этими большими и колючими паукообразными, хоть он теперь и знал, что это всего лишь костюмы. Было слышно, как миллиард жуков, из которых состояли Дядюшка Жукс и его друг, бурлили и ерзали в панцирях.
«Дамасской Розе» тоже было не по себе.
— Морв нимов гудит на меня, — заявила она. — Я думаю, он хочет, чтобы я ехала дальше.
— Да! — сказал Дядюшка Жукс. — Нельзя здесь оставаться, потому что крейтты могут приехать за нами. Следующий шлюз ведет в Гнездовой мир Ззр’зррт. Там мы будем в безопасности, среди множества роев. И я покажу тебе Гнездовой мир, Зен Старлинг: Линии Насекомых, о которых мечтал мой народ!
— А как насчет дороги домой? — спросила Треноди у Зена.
В хаосе на Осколках он забыл, что обещал ей, но Нова догадалась, что та имела в виду.
— Мы и так туда едем. Граница Черной Зоны находится дальше по этой линии, за пределами Гнездового мира, — сказала она.
— А в этой Черной Зоне действительно есть шлюз домой?
— Должен быть. Нимы это доказывают. Они собраны из Монашьих жуков, как и наши Монашьи рои. Это означает, что когда-то должны были существовать К-шлюзы, соединявшие нашу Сеть с Паутиной миров.
— И ты думаешь, мы сумеем открыть их заново? — спросила Треноди. — Есть лишь один способ это узнать, — весело сказала голова Новы.
Поезд снова тронулся. Из буфета, покачиваясь, вышел интерфейс с большим металлическим подносом, на котором стояли миски с рисом и горшочки с острыми соусами. Кусочки лепешки, от которых исходил пар, он воткнул между горшками под изящными углами и украсил веточками съедобной зелени, которую пауки «Розы» нашли где-то рядом с рельсами. Треноди накинулась на еду и начала жевать. Когда появились нимы и завязалась драка, она думала, что ей настал конец. Поняв, что все-таки выжила, она ощутила страшный голод.
Зену ничего в горло не лезло. Он отнес голову Новы в задний вагон, а ним пришел следом вместе с ее телом. Нова уже связалась с 3D-принтером, и он с жужжанием заработал, создавая компоненты, которые понадобятся для ремонта. Ним опустил тело на сиденье рядом с принтером, оно протянуло руки и забрало свою голову у Зена. Голова улыбнулась ему, осторожно становясь на место. Концы трубок и кабелей потянулись вперед, как нетерпеливые змейки, чтобы соединиться друг с другом, керамические позвонки встали обратно с приятным щелчком.
— Зен, я так скучала по тебе, — сказала она.
— Я тоже скучал по тебе.
— Ты всегда возвращаешься за мной.
— Это было в последний раз, — сказал он насмешливо сурово. — Не знаю, что было бы, не появись нимы так вовремя.
Но на самом деле он знал. От понимания того, как близко он был к смерти, Зен вздрогнул.
— Тебе надо отдохнуть, — заметила Нова, улыбнувшись ему. Потрясение от того, что он нашел Нову в разобранном состоянии, покидало Зена: она снова становилась собой, прекрасной собой.
— Иди, сядь и поешь чего-нибудь, — сказала она, проводя по его лицу свободной рукой. — Дядюшка Жукс и его друг помогут мне. Я разыщу тебя, как только соберусь.
Поэтому он оставил ее там, пока нимы с помощью своих тонких манипуляторных рук вставляли свеженапечатанные детали в отверстия, проделанные в ней крейттами, и вернулся в главный вагон. Интерфейс снова погрузился в сон, а Треноди доедала, вычерпывая последние капли соуса со дна маленьких мисочек кусочками лепешек. Когда Зен вошел, она подняла голову и спросила:
— Как твой моторик? Она готова показать нам дорогу домой?
— С ней все будет в порядке, — сказал он.
— Похоже, ты не очень рад.
Зен скользнул на сиденье напротив нее и взял последний треугольник лепешки, пока она его не съела. Он был счастлив, просто не хотел, чтобы Треноди видела Нову такой, с обнаженными внутренностями, которые обычно скрыты. Он хотел, чтобы Треноди поняла, что он чувствовал, лежа рядом с Новой в мерцающем свете проплывавших мимо фонарей неизвестных станций, что ощущал, когда она улыбалась ему, когда ее мудрые глаза прищуривались и смотрели на него как на достойного и чудесного. Но не мог этого объяснить. Треноди была примерно его возраста, может, на год старше, но она вдруг показалась ему очень юной, потому что он знал, а она нет: любовь нельзя обуздать, при ее появлении перестаешь волноваться о том, кто человек, а кто — машина.