Кроме одного человека…
Что с мамой? Били ее, мучили?
— Ну? — нетерпеливо поощрил меня дядя.
— Не знаю, — высипел я. — Нет, наверное, таких людей. А вот мама…
— Что мама?
— Боюсь я за нее, вот что! — почти крикнул я.
— Не бойся, — сказал дядя. — Я хорошо ее знаю. Твоя мама — женщина редких способностей, она следователя из Нового Пекина два месяца водила за нос и обвела-таки, что ей ваша местная полиция? Ты удрал в буш, никого не спросясь, бросил на нее все хозяйство, она тебе всыплет ремня хорошего, когда ты вернешься, — вот и весь ее сказ. Она отлично умеет играть дурочку и стоять на своем. Нет, твоя мама не проболтается и не пострадает, это я тебе говорю. О себе лучше подумай. Кстати, семейство твоего Джафара не состоит ли с кем-нибудь в кровной вражде?
— Нет. Точно нет. Я бы знал.
— И он не имел возможности разболтать, куда вы направились с вашей фермы?
— Никакой.
— Ладно, запишем в загадки. — Дядя морщил лоб, двигал кожей черепа, и ежик черных с проседью волос ерзал туда-сюда. — А загадки такие мне сильно не нравятся, вот что я тебе скажу по секрету. Дерьмовые это загадки. Кто убил твоего приятеля? Чем убил? Кого он хотел убить на самом деле? Почему? Теперь уже точно придется тебе на какой-то срок стать Ахиллом Кособрюховым…
— Плевать кем, — твердо сказал я. — Мне надо знать, кто убил.
— Много ты узнаешь, если тебя тоже убьют? — парировал дядя. — Главное, не видно мотива… Поверь мне на слово, такие загадки — самые трудные, иногда они вообще не разгадываются. Я, конечно, наведу справки, где смогу, а ты уедешь. Сегодня ночью.
— Прямо сейчас? — растерянно спросил я.
— Ну зачем же сейчас? До рассвета еще далеко… Это не ужин ли там горит? Тащи горшок сюда, тебе перед дорогой подкрепиться надо.
При мысли о еде меня едва не стошнило. Я притащил с кухни обернутый полотенцем горячий горшок, старательно глядя в другую сторону, борясь с желудком и стараясь не дышать, чтобы не чувствовать запаха рагу.
— Пожалуй, я на двор выйду…
— Только не на двор. — Дядя быстро сообразил, что со мной творится. — В уборную двигай, раз такое дело.
Я поспешил по указанному адресу. Там мне не пришлось прибегать к помощи двух пальцев, меня и без них вывернуло наизнанку. А потом еще и еще раз.
Если кто-нибудь пренебрежительно скажет вам, что мужчина-де не должен позволять нервам брать верх над желудком, — плюньте ему в лицо. Много он понимает. Да и не нервы во мне взыграли, а воображение. То, что я увидел на подушке в спальне, еще долго стояло у меня перед глазами.
Когда я вернулся, утирая глаза, дядя с аппетитом поедал дымящееся рагу. Мне сразу захотелось обратно, но я справился, без разрешения нацедив себе пива и выпив полный стакан.
— Вот и хорошо, — сказал дядя, — но больше не пей. Сейчас пожуем немного и будем собираться. Ты должен уехать не позже, чем за два часа до рассвета, а то у меня не останется времени похоронить твоего Джафара по-человечески. Заодно не мешало бы разобраться, из какого оружия стреляли — дырка в стекле очень уж аккуратная, края не оплавлены, а осколков я не видел. Кстати, будет лучше, если ты скажешь семье своего приятеля, что он погиб на Дикой территории. Где, говоришь, вы встретились с котом? Имей в виду, кот убил Джафара, а ты застрелил кота, после чего похоронил приятеля на той же поляне…
— Там не было поляны.
— Мне наплевать, что там было, — веско сказал дядя. — Ты похоронил его на месте, потому что не мог доставить тело родным, а кроме того, у мусульман принято хоронить покойных в день смерти, до заката. Обо всем этом ты расскажешь его семье. Не завидую тебе, но это надо сделать.
Я тоже себе не очень-то завидовал.
— А если его отец, или братья, или кто-нибудь еще попросят меня показать могилу?
— А ты ее найдешь? — спросил дядя.
— Думаю, что найду, — почти уверенно ответил я. — В смысле, найду то место, где кот напал.
— С твоей памятью тебе в университете надо учиться, а не в террористов играть, — заявил дядя. — Поводи их по лесу и скажи, что не нашел. Трудно, что ли?