— Между прочим, Иван Яковлевич, — сказал директор. — Вам придется позволить Михалевичу. Он ждет не дождется часа своего торжества.
— Торжества не будет. Вы сами видите, Семен Семеныч, что мое предположение относительно «эффекта присутствия» в значительной мере…
— Безусловно. Но, с другой стороны, прав и Михалевич. — Семен Семеныч похлопал ладонью по стопке газет.
Они помолчали немного.
Никогда еще я не чувствовал себя так погано. Выходит, это был все-таки эксперимент, а не… Я чуть было не взвыл, припомнив, с какими чудовищными обвинениями обрушились мы на Жан-Жака.
— Разрешите поинтересоваться, — раздался спокойный и очень официальный голос Виктора, — на каком основании эксперимент держали в секрете от нас? Полагаю, что мы с Калачевым имеем некоторое отношение…
— Справедливо, — прервал его Семен Семеныч. — Признаться, Иван Яковлевич, я не совсем понял, почему вы настаивали, чтобы Горшенин и Калачев остались не посвященными.
— Что ж, придется ответить откровенно, — сказал Жан-Жак. — Эмоции для нас, ученых, не должны играть решающей роли. Но — ничего не поделаешь — все мы люди. Так сказать, homo sum. При всем моем уважении к нашим молодым друзьям, к их, я сказал бы, незаурядным способностям, мне крайне не нравилось их поведение. Дело не в том, что они склонялись к мнению Михалевича об «эффекте присутствия» и не считались с моим, — это их право. Они слишком горячи, Семен Семеныч, да, горячи, грубоваты и склонны к скоропалительным решениям, — особенно это относится к Калачеву. Возможно, я… не совсем прав… но именно поэтому — с чисто воспитательной целью я решил не брать их в рейс.
Семен Семеныч покашлял и посмотрел на меня.
— Однако, — сказал он, — если вы решили наказать их подобным образом, то, сдается мне, и они не остались в долгу.
— Да уж… — Ироническая улыбка появилась на холеном лице Жан-Жака. — Будьте уверены, они с лихвой отплатили… Не утруждая себя в выборе слов.
— Но почему вы сами на себя наговорили? — вскричал я. — Пусть мы ошиблись, но вы же ничего не отрицали…
— Опровергать всякие вздорные обвинения — это, знаете ли, мне ни к чему. Да и, признаться, мне стало любопытно: что будет дальше? Я решил немного разыграть вас. Конечно, я не ожидал, что вы настолько взбеленитесь, что захотите высадить… ну, и так далее.
— Это все из-за Леньки! — вырвалось у меня.
Жан-Жак поморщился:
— Что еще за уменьшительные клички?
— Из-за Лени Шадрича, — поправился я. — Он сказал, что «Джоконду» украли именно в одиннадцатом году, — с этого все и началось…
— Правильная догадка, — сказал Семен Семеныч. — Французы рекомендовали эту дату, чтобы гарантировать газетную сенсацию.
Жан-Жак посмотрел на Леню, который внимательно приглядывался к книгам на директорском столе, и сказал:
— Товарищ Шадрич, хотя и был вовлечен в возмутительную слежку за мной, оказался наиболее благоразумным из них. Он вел себя спокойно и не поддержал сумасбродных заявлений. Он внес весьма ценное предложение — посетить Самофракию и устранить из времени разрушение статуи. Наконец, когда мы выгружали статую, он вышел по моей просьбе из Лувра за газетами. Без этого эксперимент не дал бы полного результата — по вине Калачева и Горшенина, которые не выпустили меня из машины. Весьма прискорбно, но должен признать, Семен Семеныч, что сотрудники палеосектора более дисциплинированны, чем мои, хотя я трачу массу реального времени на их воспитание.
Во как! «Массу реального времени…»
Но, делать нечего, надо было просить извинения…
— Прошу извинить меня, Иван Яковлевич, — сказал Виктор. — Но одновременно требую большего доверия.
Я присоединился к нему.
— Ладно, забудем, — великодушно сказал Жан-Жак. — Однако не лишне будет напомнить о правилах поведения. Начну с того, что собаки научных сотрудников не должны проникать в экспериментальную…
— Иван Яковлевич, — прервал его директор, — я думаю, вы проведете эту беседу с товарищами попозже. А теперь прошу учесть следующее. Эксперимент до окончательных выводов должен остаться в тайне. К вашему сведению, молодые люди: всю эту неделю Лувр был закрыт и, кроме сотрудников Дюбуа и Жаклена, никто во Франции не знает, что Ника неделю отсутствовала и что сегодня она появилась с головой и руками. К этому чуду надо еще подготовить общественное мнение. А пока они будут поддерживать версию, будто Нику реставрировали.
— Мы учтем, — сказал Виктор. — Но покажите нам газеты.