31. Рыбаки
Разбудили меня теплые руки Эни, она тормошила, не позволяя ускользнуть в теплые воды сна.
— Тебе надо бежать, — горячо шептала мне на ухо, а я морщился. Казалось, какая-то многоножка щекочет мне шею.
Она была упорной, средняя моя сестра Эни, она щипала и дергала меня. Я немного пришел в себя, мутный, как после браги. В голове сталкивались две картинки: мать расчесывает волосы Эни, мы с семьей идем на пикник.
— Где сон? Это было на самом деле?
Эни села напротив, глаза у нее покраснели и высохли. За ночь моя сестра постарела на десяток лет. Голову ее покрывал платок.
— Там, — потянулся я.
Эни отдернулась:
— Не тронь!
У трейлера не было одной стены, я лежал у самого песка. Неподалеку отец распутывал снасти. Работал ровно, механически, не подпевал себе, не гудел, чик-чик, заводной балаганчик.
— Это было? — Я вспомнил, как люди уносили маму в ночь. — Где она?
Эни мотнула головой мне за спину.
Мама спала, отвернувшись к стене. Как в тот раз. Поджав здоровую ногу. Я попытался сфокусировать взгляд. Дышит фургон ей в такт?
— Она спит.
— Она — дьявол, — прошептала Эни, — и я тоже.
— Брось. — Я попытался ее коснуться. — Мы — семья.
Эни опять отшатнулась, медленно стянула платок. Голова ее, абсолютно лысая, заросшая струпьями, ужасала.
— Мертвый. — Эни еще дралась, раздувала ноздри, ненавидела. — Он.
Отец закончил со снастями и пошел в нашу сторону.
— А я? — вспомнил коровий череп.
— Черви, — проскрипел отец, подходя к приемнику. — Накопал червей?
Мертвый эфир разбудил звуки. Порченый, сгнивший человек слушал белый шум. Искал в нем ответы.
— Ты же понимаешь, что эту пустоту может закрыть только очень сильная ненависть? Или страх? — спросил он радио.
— Нет, — помотал головой я.
— Поторопился ты со стеклом.
Я молчал. Гнилой крутил верньеры радиоприемника, тот едва слышно шипел. Гнилой замирал и прислушивался.
— А вот это одобряю! — хлопал он по крышке радио, и белый шум вскидывался, становился бодрее, но потом опадал, сливался с шумом внешнего мира.
Гнилому не нужны были новости. Он слышал их в своей голове.
— Пойдем. — Отец встал и, не дожидаясь меня, пошел за удочками.
Я вышел следом.
— Он тебя убьет. — Мы одинаково подняли взгляды на край чаши, песок скрывал от нас озеро.
— Здесь нет никакой рыбы. — Эни цеплялась за рукав, слезы лились без остановки, но голос не дрожал. Я вспомнил, как стреляла наша мать. Эни из одного с ней теста. Они справятся. С чем справятся? С собой.
— А что мы едим?
— Ты сам знаешь что! Мы едим тех, кто выжил!
Я подумал, как хорошо, что Эни никого не убивала. А потом вспомнил: это моя сестра, она живет со мной, нашим мертвым отцом и сестрой, которую он зачал после собственной смерти.
— Не ходи с ним! Беги!
— Вот уж дудки.
— Ты больше не волшебный.
Я не стал ее расстраивать, яд растекался по телу, требуя выплеснуться, спалить мир. Но сильнее прочего он гнал меня наверх. Яд решимости. Яд перелома.
Отец вернулся к фургону и молча начал карабкаться по склону, рыболовные снасти тянулись позади, как выпавшие внутренности.
— Я скоро, — и стал подниматься за ним, ступая след в след.
— Ты не вернешься! — Крик поддержал мою спину, когда я качнулся и едва не сверзился вниз.
Я не стал оборачиваться.
Я видел озеро.
Идеально круглое, будто воронка от ядерного взрыва.
— Что написать на твоей могиле? — От крика Эни треснуло небо. — Апач?
— Нет, Мормо… — Ветер выхватил у меня изо рта последний звук и унес, болтая им, как вырванным языком.
Я пробил горизонт и пошел, глубоко загребая песок рваными ботинками. Как тогда, в Андратти, когда Эни с матерью тащили меня к трейлеру.
Отец ждал меня у лодки.
III. Мост через Совиный ручей
Я расскажу вам о любви и ненависти.
Я расскажу вам о добре и его бессилии.
Я расскажу вам о смерти.
Отец взял ружье, прицелился. Он так долго целился, что волк успел убежать. Бетти видела, как зверь прыжками, по грудь в снегу, удаляется по склону и скрывается в ельнике.
Отец опустил ружье.
— Ты не хотел убивать его? — спросила Бетти.
— Пошли домой. Мама ждет.
По дороге, на повороте к Уолтону, им встретился индеец-навахо. Он сидел на мерзлой обочине, завернувшись в зеленое старое пончо, в снегу, и в первый момент Бетти подумала, что он отморозит себе ноги, но потом увидела, что ног у индейца нет. Индеец сидел на деревянной площадке. Отец слез с лошади и наставил на калеку винтовку.