Отстреливаясь и пригибаясь, Мормон отступил в коровник. Думаю, уже в первые несколько мгновений его смертельно ранили, но он этого не знал. И продолжал сражаться, истекая кровью.
Бандиты палили со всех стволов, наперебой.
Пули выбивали щепки из столбов и перекрытий. Мы с Джеком пригнулись. Дымом заволокло так, что на некоторое время нельзя было понять, что происходит. Противники сражались, как в густом тумане, стреляя на ощупь. На вспышки выстрелов.
Мормон расстрелял весь барабан «уокера», сунул его в кобуру. Встал за толстым столбом, лицом к нам. Я видела, что он потерял очки. Мормон щурился. Вытянутое каменное лицо без очков казалось беззащитным.
Мормон поднял винтовку моего отца, взвел курок. Барабан провернулся. Это была хорошая винтовка, и он за нее хорошо заплатил. Теперь он собирался хорошо из нее стрелять.
Я видела, как по груди Мормона растекается кровавое пятно.
Затишье. На той стороне тоже перезаряжали оружие.
Пороховой дым плыл, клубился. В его туманных извивах исчезали углы и грани. Можно было поверить, что все это сон. Этот бой в коровнике.
И вдруг одноглазая корова громко замычала. Сон разрушился.
Опять зазвучали выстрелы.
Мормон выдохнул. Наклонился и отхаркнул сгусток крови.
— Эй! Ты там?! — закричали со двора. — Не уснул?
Мормон молчал.
Он посмотрел на меня и Джека. В последний момент, прежде чем он отвернулся и выскочил через другую дверь, мне показалось, он нам подмигнул.
Я протянула руку, обняла Джека за шею. Потянула к себе.
Мы скоро умрем. Так пусть хоть сейчас ему будет хорошо. Нам хорошо. Пусть хотя бы на миг у нас будет наш Орлеан.
— Бетти, — зашептал Джек испуганно. — Что ты делаешь?
Я притянулась к нему и прижалась губами к его губам.
Лучше поцелуя в моей жизни не было.
Это был единственный поцелуй в моей жизни.
Я все надеялась на чудо, что нас спасет. Или хотя бы даст шанс на спасение.
Дядя Джека — Джесоп, который подарил ему заржавленный нож. Я вспомнила надпись на ноже «Собственность Джесопа». Может, он сейчас заглянет в гости?
Ну, должно же нам когда-нибудь повезти?
Или плохие дни наступают сразу надолго. Как зима в горах. Но даже там бывает солнце…
И еще я думала, может, отец Джека услышит выстрелы и придет к нам на помощь.
Ведь такое может случиться?
Ты думаешь, что человек мерзавец и урод, бьет сына почем зря, а он оказывается не так уж плох. Или даже настоящим героем.
Хорошо бы, если бы отец Джека оказался героем.
Только так не бывает.
Не бывает.
Нет.
Когда Мормон бросился в атаку, мы с Джеком остались в коровнике. Пули свистели и ударяли то здесь, то там. Свистели над нами. Одноглазая корова испугалась, она то пыталась пробить дверь загона, то протяжно мычала. Я видела ее единственный глаз, огромный, черный, но успокоить не могла.
Выстрелы хлопали раз за разом. Взвизг пуль. Рикошет.
Потом раздались резкие выстрелы, и мы поняли, что это Мормон.
Он стрелял из винтовки отца. Звук был характерный, жесткий, быстрый. У моего отца отличная винтовка. А Мормон был великолепным стрелком.
Один… два… три… Кто-то закричал — страшно и надрывно. Выстрел! Крик оборвался. Четыре! Еще кто-то кричит.
Выстрел. Пять.
Пять выстрелов. И все затихло.
А потом стрельба снова усилилась. Выстрелы хлопали один за другим. Я выглянула через перекладину. В проеме коровника, сквозь дымовую завесу, мелькали вспышки. Бой продолжался.
Одноглазая корова смотрела на нас в панике. Мы с Джеком переглянулись.
— Надо мотать отсюда, — сказал Джек.
Я видела, это он сказал для меня. Если бы у нас было запасное оружие, Джек уже пошел бы в бой. Но оружия не было. Дробовик отца остался в доме, винтовка в руках Мормона.
Вариантов нет. Сиди и жди, кто победит. Кто всех перестреляет.
Я все надеялась, что победит Мормон. Убьет всех римлян и спасет Иисуса… в смысле, спасет всех нас.
А еще я думала, что Мормон и бандиты прекрасно знали друг друга. И не за ним ли сюда они пришли?
«Бог простит», — сказал тогда Мормон. И плакал, слушая об избиении Иисуса камнями и неблагодарных людях. Все-таки люди странные.
— Понимаешь, — сказал Мормон мне тогда в сарае. — После войны во мне была полная пустота. Ничего. А потом я встретил эту книгу… И решил, что должен верить. Я никогда ни во что не верил, ни в какого бога. Я считал, что это глупость и ерунда. А тут вдруг… когда пустота в моей душе стала космической… я обрел Его.