Меня спас коровий череп.
Вытащил из всех смертей.
Убил их всех.
Череп, который я еще в бойнях надел себе на голову.
И теперь мормон стоял предо мной на коленях. Единственный, кто видел, что я ношу на своих плечах.
«Отдай, — читал я в его взгляде, — мое!»
14. Ракеты и гранаты
Я просунул руки под костяную корону, невыносимо стало терпеть ее живую, кровоточащую тяжесть, и голова сдалась. Я знал — это хитрость, я чуял ток ее длинной интриги, голова не собиралась расставаться со мной, но сейчас она решила пойти на попятную, обмануть, запутать, предать. Мормон пугал ее. И он мог ее подчинить, стать Земным Царем, увенчав себя черепом.
Силы немедленно оставили меня. Я упал. Череп прилип к моим рукам, он отказывался лежать на земле. Я был его собственностью. Пусть не на голове, но хотя бы так он сохранял подобие контроля.
Изо рта жгучим потоком лилась желчь. Я захлебывался ею, я подтянул колени к груди, но череп мешал мне свернуться в клубок, вернуться в лоно матери. Череп опять лежал на моей груди, как в начале нашего знакомства. Защищал. Не отпускал.
Я видел сотни ног, их лес вырос кругом, но не отваживался подойти ближе. Ноги толпились, волновались, прятались друг за другом. Никто не стоял на коленях — то был морок, или прежде я увидел их души, распростершиеся предо мной, а теперь я утратил волшебное зрение, толпа гудела, как огромный трансформатор, по ней волнами бродил шепот.
Мир поблек, выцвел, зато вернул себе объем и запахи.
Мормон вцепился в череп и пытался вырвать его у меня из рук. Он не поднялся с колен. Это выглядело дико, комично, безобразно. Череп обжигал мне руки, он сек ладони мормона, но тот отчаянно хватал и хватал его вновь. Кровь заливала белоснежные рукава. Мормон пыхтел.
— Апостол! — Толпу рассек клин распределителей. Они торопились, двигались в фарватере мормона, но толпа загустела, путалась в ногах, бугрилась корнями и сучьями. Толпа не хотела нашей встречи, но и не могла ее остановить. Я слышал звон их растерянности. План, такой четкий, идеальный, дал течь. Ритуал развалился. Мормон боролся с каким-то грязным мальчишкой.
— Назад! — завопил мормон. Он бросил попытки завладеть черепом и развернулся лицом к распределителям. Теперь он пытался закрыть меня телом. Мормон держал меня, обхватив крыльями матери-наседки, они дрожали, но старик был упорный, как клещ. Череп это устраивало. По моей груди разливалось тепло. Чертова коровья голова, она убаюкивала меня, я слышал, как хрустят, опускаясь, мои веки, я знал, она хочет меня усыпить, что угодно, лишь бы не доставаться мормону. Но я не мог уснуть. Здесь убивали мою семью.
— Апостол, вы в порядке? — Распределители выпустили вперед седого юношу. Я узнал в нем человека, который распоряжался оружием и поставками. Светлые до белизны его глаза кипели беспокойством.
— Не троньте мальчишку, — закаркал мормон. В его безумии были нечто заразное, распределители ощутили этот надлом и враз пришли в движение, тусклое до поры, их равнодушие стало прицельным, хищным.
— Мы честно отдаем вам ваше…
— Не больше трети. — Мормон смотрел в упор, не мигая, откуда я это знал?
Седой продолжил, не меняя маски, но я понял, что торг пошел по дурному пути.
— Мы договорились?
— Нет! — выкрикнул мормон.
— Андратти в глубоком долгу у вас, — низко поклонился распределитель. С секундным опозданием его стайники повторили поклон. — Этот долг можно растянуть на долгие годы.
— Этого мало. — Мормон отнял одну руку от меня и принялся растирать ею лицо, это не просто жест, понял я, он что-то прячет. — Мало!
Другой рукой мормон ощупывал меня, точно проверял: здесь, жив, дышит?
— Мы казним убийц и воров, напавших на ваш караван. — Толпа медленно пришла в движение, она набухла, раздалась в размерах, точно растущее тесто, распределители двинулись в обход нас, расходясь широким полумесяцем. Все позабыли про казнь. Палачи отпустили веревки. Здесь решалась судьба города, все были тому свидетелями.