— Корабль! — позвал он.
— Слушаю! — отозвался корабль.
— Делай то, что и я.
Корабль несколько миллисекунд обдумывал это распоряжение, после чего проверил на прочность мощные переборки и в тусклом сиянии огней начал медленно погружаться в морские глубины.
Пятьсот футов.
Тысяча.
Две тысячи.
Здесь, под давлением почти в семьдесят атмосфер, в ледяном холоде непроницаемого придонного мрака природа поселила свои самые безумные творения. На мгновение перед смотровым объективом возникли какие-то кошмарные существа и, поболтав длинными извивающимися конечностями, вновь растворились в кромешной тьме.
Две с половиной тысячи футов.
В тусклом свете корабельных огней мимо проплыли еще несколько монстров с глазами на выступающих вперед отростках.
Постепенно на экране все четче начали вырисовываться очертания океанического дна, и глазу вскоре предстала полная картина того, что покоилось по соседству с ними под толшей воды. Это была слегка перекошенная, громадная цилиндрическая крепость — где-то посередине она резко расширялась по всей оставшейся длине корпуса с тем, чтобы вместить тяжелую обшивку, которая толстым щитом покрывала трюм и которая, по мнению ее создателей, представляла собой самую надежную и неуязвимую защиту, какую только можно придумать. Прежде чем состоялся запуск корабля, как только эту обшивку не испробовали на прочность — ее таранили торпедами, пытались взорвать, прорубить, пробить всеми мыслимыми и немыслимыми способами, какие только были в распоряжении строителей, — и все с единственной целью: продемонстрировать, что нет ничего такого, чему она была бы не в состоянии противостоять.
Вскоре молчание в рубке стало откровенно гнетущим — еще бы, выяснилось, что корабль аккуратно разломился пополам.
— Не вижу Никакой опасности, — бодро заявил один представитель. — Конструкция судна такова, что даже в случае, если оно и треснет, грузовые трюмы не пострадают.
Три тысячи восемьсот двадцать пять футов.
Из открывшегося люка спасательного судна появились четыре силуэта в водолазных костюмах и медленно двинулись вдоль луча прожектора к зловещим очертаниям потерпевшего крушение корабля, едва видневшимся на фоне непроглядного мрака. В движениях водолазов сквозила неуклюжая грация, словно под давящей толщей воды они обрели невесомость.
Правой своей головой Зафод всматривался в высившуюся над ними темную махину, и на какое-то мгновение его объял неподдельный ужас. Но, взглянув на левую свою голову, он слегка успокоился — та с деловым видом разглядывала передаваемую на шлем с внешней камеры картинку. Чуть сзади и слева от него двигались оба официальных представителя «Администрации по обеспечению гражданского спокойствия и безопасности». А впереди вышагивал пустой скафандр, который нес необходимые инструменты и измерительное оборудование.
Вскоре они миновали трещину в корпусе космического грузовоза, на ходу посветив в нее фонариками. В растерзанном чреве корабля между мощными, толщиной в два фута, переборками виднелась его начинка — груды покореженного оборудования. Теперь там обитало семейство огромных прозрачных угрей — новое жилище пришлось им по вкусу. Пустой скафандр шел впереди на протяжении всего пути вдоль темного гигантского корпуса, время от времени пробуя на прочность люки. Третий по счету люк со скрипом, словно нехотя, открылся. Спасатели смогли проникнуть в промежуточную камеру, но им пришлось еще несколько минут ждать, пока насосы, борясь с нечеловеческим давлением, откачивали изнутри океанскую воду, а затем с тем же нечеловеческим трудом нагнетали внутрь смесь воздуха и инертных газов. Наконец внутренняя дверь отъехала в сторону, и они шагнули в темноту корабельного трюма.
Прежде чем добраться до цели, им пришлось преодолеть еще несколько мощных титановых дверей, каждую из которых официальный представитель отмыкал специальным кварковым ключом — их у него имелось несколько. Вскоре спасатели оказались в засекреченном секторе. Картинки на экранах шлемов начали постепенно меркнуть, и Зафод был вынужден включить одну из видеостанций. В принципе, все, что хотелось увидеть, теперь было у них прямо перед глазами.
Наконец распахнулась последняя дверь, и они оказались в огромном пещерообразном помещении. Зафод направил на противоположную стену луч фонаря, и… светлое пятно упало на чье-то перекошенное в крике лицо.
Зафод и сам вскрикнул, правда, едва слышно. От перепуга он уронил фонарь и осел на пол, вернее, на чье-то тело, которое лежало здесь, никем не потревоженное, вот уже около полугода. Отреагировало же оно на то, что на него кто-то сел, тем, что взорвалось со страшной силой. Зафод гадал, как ему самому на все это реагировать, и после бурных, хотя и непродолжительных мысленных дебатов решил, что самое лучшее в такой ситуации — это вырубиться.