— Да, вот уже несколько недель. Он закончил курс в Дюссельдорфе и теперь трудится тут. Получил заказ на две крупные картины, а кроме того, рисует узоры для фабрики обоев. Между делом продает также экслибрисы, монотипии, а чаще — рисунки пером и силуэты из черной бумаги, оформляет книги, — в общем, дела у него идут неплохо.
— Рад слышать. А что у Паульхен?
— Как всегда непоседлива и любит перечить, торопится стать взрослой и действительно скоро станет.
— Пойдешь со мной на вокзал, Фриц? Хочу забрать чемоданы.
Они не спеша двинулись к вокзалу, оживленно беседуя. Внезапно на них налетел щебечущий и пахнущий духами ураган: Паульхен!
— Эрнст! Ты ли это или твой дух?
— И то и другое, Паульхен. Ибо мужчина всегда держит свой дух при себе, в то время как у молоденькой девицы весь ее дух в без-дух-овности.
— Вот это да! — охнул Фриц.
— Дядя Фриц, видишь, он опять задирается! Фу, Эрнст!
— Куда ты направляешься в этом восхитительном розовом облаке газа, Паульхен?
— На гулянье, дорогой дядя Фриц.
— На гулянье? — переспросили оба разом. — А что это?
— Ну, на променад, если тебе так будет понятнее, господин Эрнст, на главной улице гулянье с половины шестого до половины седьмого.
— Ах, вот оно что, понял, — заметил Эрнст, — раньше мы называли это Гусиный луг.
— Помолчи, противный. До свиданья, дядя Фриц. — Паула убежала, но тотчас вернулась: — До свиданья, Эрнст.
— Так-то оно лучше. Желаю повеселиться, Паульхен.
Они пошли дальше. На вокзале Эрнст вручил служителю квитанции и адрес. И тут же предложил отправиться в кафе.
— В какое? — уныло спросил Фриц.
— В «Виттенкинд». Вперед, старина, не скисай. Нужно же мне повидаться с вашими девочками.
— А у вас там их, что ли, не было?
— О господи, какие это девочки! Они все сплошь «образованные»: либо уже пооканчивали университеты, либо еще учатся. Внешние признаки последних: стоптанные каблуки, пенсне в черной оправе, обтрепанные подолы. Или же: зализанные волосы, мужская рубашка со стоячим воротничком и длинными рукавами. Хуже всех студентки музыкальных училищ. Особая категория — дочки художников. Платья с большим декольте при наличии гусиной шеи и угловатых плеч, а также отсутствии бюста. Не придают внешности никакого значения! Во-вторых, они тоже «образованные». Новый сорт. Пьют только чай, малюют альпийские ландшафты, играют на рояле «Тоску по родине», «Молитву девы» и «Любовную жалобу», читают «А любовь никогда не кончается», «Разбитые сердца» и так далее. Однажды я показал двум-трем из них несколько номеров журнала «Красота». О Боже, какой был взрыв! Таков этот народец! О солнце, свежем воздухе и красоте они и ведать не ведают, эти бесполые книжные черви! Фриц, «образованная» женщина — это чудовище. У нас есть все мыслимые законы, но нет такого, который обязывал бы, чтобы всех девиц, со скуки ударяющихся в политику или сочинительство, немедленно отдавали замуж. После этих эстетствующих бесцветных рож человека неодолимо тянет к простым, сердечным, милым девушкам, которые целуют и любят, как велит мать-природа. Вывод: в добрый час!
В кафе было довольно много посетителей, так что им пришлось поискать место. За одним из столиков в центре зала сидела очень элегантная молодая дама. Эрнст поклонился ей с легкой иронией. Она подняла глаза и спросила не очень уверенно:
— Господин Винтер?
Эрнст с улыбкой протянул даме руку.
— Добрый день, фройляйн Берген. Я ищу два свободных места и вдруг вижу их за вашим столиком.
— Прошу вас, пожалуйста.
Эрнст представил Фрица, и оба уселись. Эрнст взглянул на Трикс Берген.
Та залилась краской и сказала:
— Я давно вас не видела, господин Винтер.
— Меня здесь не было. Я только сегодня приехал.
— А я — три дня назад. Где же вы были?
— В Берлине.
— Ах, Берлин! Такой прекрасный город! Множество развлечений и шумных празднеств.
— И густонаселенные дома-казармы, — ехидно ввернул Эрнст.
— А на них смотреть вовсе не обязательно. Жизнь свою нужно обставить как можно приятнее.
— А что потом? — спросил Фриц.
— Ах, потом меня не волнует. Ведь сегодня еще сегодня! Я пока молода и красива. — Она начала подпевать мелодию оркестра и поводить плечами. — Мне так хочется потанцевать. Но в этих отвратительных городишках ничего такого нет. То ли дело Берлин — там везде есть танцплощадки. Бостон, фокстрот, матчиш, капельмейстер входит в раж — и тут начинается. Но здесь… — Трикс прищелкнула пальцами.
— Я скоро уеду снова.