— Что думает администрация, не имеет значения. Важно лишь то, что ни один природный объект не может передавать геометрической прогрессии.
Розенблюм пожевал сигару, которую так и не закурил, вытащил ее изо рта, повертел в пальцах и швырнул в мусорную корзину. Отвращение Гамбини к курению было общеизвестно, и Гарри не мог не увидеть в жесте директора скрытого презрения.
— Вы не правы, Эд, — сказал Розенблюм. — Слишком много времени торчите в обсерватории. А Гарри живет в реальности. Верно я говорю, Гарри?
Гарри замялся.
— Думаю, Эд в чем-то прав. Розенблюм пропустил реплику мимо ушей.
— А вы, Эд, значит, хотите, чтобы проект «Скайнет» был ликвидирован? Вас не интересует судьба телескопов в Море Ума?
Гамбини побагровел. Он явно обозлился, но смолчал.
— Так вот. — Розенблюм воздел руки, будто подчеркивая, что вещает истину в последней инстанции прямо с вершины Синая. — Будете проталкивать эту туфту с пульсаром, будете мутить воду, и я вам гарантирую, что всему придет конец. Сенат с восторгом прихлопнет целый пакет проектов. Все, чем вы располагаете, — это лишь дурацкая серия бип-бипов. Они, может, для вас убедительны, но не для Конгресса. Для него это только бипбипанье.
— Квинт, то, что у нас есть, — это серьезное свидетельство в пользу разумного управления пульсаром!
— Ладно. Верю. Есть у вас свидетельство. — Он внушительно поднялся со стула и заложил руки в карманы. — И больше ничего нет. Свидетельство — это еще далеко не доказательство. Гарри прав. Если вы собираетесь толковать о маленьких зеленых человечках, то будьте добры иметь их в заначке, чтобы вывести на пресс-конференцию. Такие вещи — они по вашей части, а не по моей. Но вот сегодня утром я перед тем, как ехать сюда, посмотрел, что такое пульсар. Если я правильно понял, это то, что остается после взрыва сверхновой, когда она разлетается в куски. Я прав?
Гамбини кивнул:
— Более или менее.
— Тогда успокойте меня, — продолжал Гамбини, — и скажите, каков будет ваш ответ, если на пресс-конференции вас спросят о том, как мог тот мир пережить взрыв?
— Этого мы знать не можем, — возразил Гамбини.
— Возможно, но вам придется подготовить что-то более убедительное для Касс Вудбери. Это не женщина, а кобра, Эд. И еще ей, надо думать, захочется узнать, кто может управлять энергией пульсара. — Он с нарочитой медлительностью вытащил из кармана сложенную бумажку, тщательно развернул ее и долго поправлял очки. — Вот тут говорится, что энергия, производимая вашим пульсаром с его рентгеновскими лучами, в десять тысяч раз превышает светимость Солнца. Так как же тогда? Как можно управлять такой энергией, Эд? Как это может быть?
Гамбини вздохнул.
— Скорее всего мы говорим о существах, чья технология на миллион лет опережает нашу. Кто знает, на что они способны?
— Ага, но вы должны извинить мой скепсис, ибо кошке ясно, что это слабый ответ. Надо что-то более убедительное.
Гарри чихнул и вступил в разговор.
— Послушайте, — сказал он, вытирая нос платком. — Не мое это дело, конечно, но, как мне кажется, могу объяснить, как бы я использовал пульсар, если бы захотел с его помощью посылать сигналы.
Розенблюм потер толстый нос толстыми пальцами.
— И как же? — спросил он.
— Я бы ничего не делал с пульсаром. — Гарри встал и пересек комнату… Смотрел он не на директора, а на Эда. — Я бы установил там что-то вроде проблескового маячка. И поставил бы его на пути излучения.
Блаженная улыбка разлилась по суровому лицу Розенблюма.
— Роскошно, Гарри! Вы могли бы удивить тех из нас, кто считает, что люди с воображением есть только в группе ученых. О'кей, Эд, в это я готов поверить. Может, это и в самом деле разумные сигналы, может, что другое. Предлагаю поспешных выводов не делать, а язык держать за зубами. Во всяком случае, до тех пор, пока мы не поймем, с чем имеем дело. А пока все публичные заявления — только через мой офис.
— Это значит, что их не будет.
— Пока да. Не будет. И если в сигнале будут изменения, немедленно извещать меня. Понятно?
Гамбини кивнул.
Розенблюм поглядел на наручные часы.
— Прошло десять с половиной часов с тех пор, как он заработал. Я понимаю так, что вы это считаете сигналом, призывающим к вниманию?
— Да, — ответил Гамбини. — Они хотят привлечь наше внимание. Позднее, когда они сочтут, что добились своего и что мы готовы, они перейдут к передаче текста.
— Если все будет так, то каковы шансы, что мы сможем прочесть их послание?
— Трудно сказать. Безусловно, они должны понимать, что их аудитория нуждается в помощи. Полагаю, они ее нам окажут.