«Проявись, пожалуйста. Здесь что-то происходит».
Гарри не стал возиться с телефоном.
В операционном центре был сумасшедший дом. Свободные от работы ученые и техники собирались у мониторов, смеялись и подталкивали друг друга локтями. Маевский замахал свитком распечатки в сторону Гарри и что-то прокричал, чего за шумом не было слышно. Насколько Гарри мог вспомнить, впервые за всю историю ассистент Гамбини был рад его видеть.
Лесли сидела в конференц-зале, склонившись над компьютером. Когда она выпрямилась, Гарри увидел у нее на лице такую незамутненную радость, как будто она приближалась к оргазму. (У Джулии никогда не бывало такого лица за пределами спальни.)
— Что стряслось? — спросил он у ближайшей лаборантки. Та показала на монитор СППСД. По экрану быстро летели буквы, цифры, знаки препинания.
— Началось в час ночи, — сказала она дрожащим от возбуждения голосом. — И с тех пор идет непрерывно.
— В час ноль девять, если точно. — Гамбини увесисто хлопнул Гарри по плечу. — Этот паразит все-таки пробился, Гарри! — Лицо Гамбини сияло. — Прием сигнала прекратился 20 сентября в 4.30. Второй сигнал пришел 11 ноября в 1.09. Учти изменения стандартного времени и поймешь, что они работают интервалами, кратными периодам обращения Гаммы. На этот раз одиннадцать и одна восьмая.
— Снова заговорил пульсар?
— Нет, не пульсар. Что-то другое: идет прием радиосигнала. Он сильно размазан по нижним частотам, но распределен вокруг частоты 1662 МГц. Первая линия спектра гидроксильной группы. Гарри, это идеальная частота для дальней связи. Но передатчик у них — боже мой, даже самые осторожные наши оценки показывают, что они вкладывают в сигнал полтора миллиона мегаватт. Невозможно себе представить управляемый источник такой мощности.
— А почему они могли бросить пульсар?
— Ради лучшего разрешения. Они полагают, что привлекли наше внимание, и потому переключились на более изощренную систему.
Они поглядели в глаза друг другу.
— Черт побери! — сказал Гарри. — Это же в самом деле!
— Да. — Гамбини стиснул ему руку. — Это в самом деле. Анджела прыгнула ему в объятия, притянула голову вниз и поцеловала.
— Добро пожаловать!
Она была вне себя от радости и несколько затянула поцелуй. Гарри неохотно освободился и по-отечески похлопал ее по плечу.
— Эд, что-нибудь мы можем прочесть?
— Слишком рано. Но они знают, что нам нужно для начала перевода.
— Они используют двоичную систему! — вставила Анджела.
— Гарри, надо ввести в дело пару математиков, и Хаклюта тоже вреда не будет притащить.
— Лучше только известить Розенблюма.
— Уже сделано, — ухмыльнулся Гамбини. — Очень мне интересно узнать, что он сейчас говорит.
— Ни единого слова! — набычился за своим столом Розенблюм. Он был похож на человека, внезапно ввалившегося в полосу боев. — Ни одного, черт побери, слова, пока я не скажу!
— Этого нельзя скрывать! — В голосе Гамбини звучал гнев бессилия. — Есть много людей, имеющих право знать!
— И слишком много тех, кто уже знает, — добавил Гарри. — Утечка будет все равно, что бы мы ни делали. И вообще в чем тут проблема? Какой риск? Это же научная сенсация века…
— В том-то и проблема, — оборвал Розенблюм. — Такие вещи должны объявляться сверху, а не нами. — Он повел рукой, приглашая садиться. — Вряд ли это займет много времени, но пока мы не получим разрешения, я требую, чтобы ни единого слова наружу. Вам ясно?
— Квинт! — Гамбини изо всех сил старался не повысить голоса. — Если мы это зажмем, то моя карьера, карьера Уиллера, всех наших людей кончена. Послушайте, мы не находимся на государственной службе. Мы на контракте. И если мы примем участие в сокрытии информации, нам нечем будет прикрыться. И мы всюду станем персонами нон грата. Всюду, понимаете?
— Карьера? — произнес Розенблюм, вставая со стула. — Вы тут рассуждаете со мной о карьерах? Тут на карту поставлено куда больше, чем где вы будете работать ближайшие десять лет. Подумайте сами, Эд, как мы можем объявить о второй передаче раньше, чем будем готовы опубликовать ее содержание? А этого мы сейчас не можем.
— Почему? — требовательно спросил Гамбини.
— Потому что у меня нет полномочий для действий такого масштаба. И вообще, Эд, мы же говорим о сроках порядка одного дня. Мне просто нужно получить разрешение, будьте же разумны.
— То есть мы уперлись в чиновников.
— Этого я не говорил.
— А что вы говорили?
— Что у меня нет полномочий. Почему вы не хотите понять?