Он даже долго рассматривал колоды, но все рубашки были одинаковы.
Общий зал был пуст, если не считать игроков в бридж, пожилого священника, читающего газету перед телевизором, где шло какое-то дурацкое ток-шоу, которое никто не смотт рел, и еще кто-то склонился над паззлом-мозаикой.
— На выходные все уходят? — спросил Гарри без особого интереса.
Сандерленд только что доиграл малый шлем.
— Это почти вся наша община и есть, — ответил он. Уиллер поднял глаза от листка с записью очков:
— Гарри, ты хотел бы купить себе кусок земли у залива?
— Неужели он действительно продается? Сандерленд кивнул.
— Не может быть, чтобы до такого дошло.
— Времена не очень хорошие, нам это место больше не нужно.
— Вы серьезно?
— О да.
— А с вами что будет, Рене?
— Снова под ярмо, наверное. К сожалению, у нас у всех нет такого образования, как у Пита.
— Или такого таланта, — вставил монах.
— И это тоже. Как бы там ни было, где-то через год я, наверное, снова буду учителем в Филадельфии.
— Вас должны были бы послать в Лас-Вегас, — заметил Гарри.
— Пит, — вдруг неожиданно серьезно спросил Сандерленд, — что происходит в Гринбелте? Ты связан с этим радиосигналом?
— И весьма, — ответил Уиллер. — Мы оба работаем в проекте «Геркулес». Но мало что осталось такого, что еще не обнародовано.
— Но там действительно кто-то есть?
— Да. — Гарри взял лежащую слева от него колоду и стал сдавать.
— И на что они похожи?
— Мы не знаем.
— Они похожи на нас?
— Мы не знаем, — повторил Уиллер. — Но я сомневаюсь. К концу вечера Гарри и Уиллер что-то отыграли, но даже уважения к себе не восстановили.
Потом, гуляя над обрывами, они вдвоем, священник и чиновник, говорили мало — слушали море и ветер. Было прохладно, и оба они кутались в пальто.
— Жаль будет все это потерять, — сказал Гарри. — У ордена никак не получается сохранить землю?
Луна стояла низко над водой, и когда Гарри поймал нужный наклон головы, луна скрылась за высокой тощей фигурой Уиллера, осветив его туманной аурой.
— Другой земли у нас нет, — ответил священник. Гарри отвернулся от залива, подставив ветру спину. Сверху нависали два здания, похожих на замки, и только кое-где светились на них желтые прямоугольники. Темные деревья шевелились, неутомимо шепчась о двух ночных наблюдателях. Такой лес мог бы тянуться до края планеты.
— Вот в таком месте, — сказал Гарри, — я бы и ожидал встретить что-нибудь сверхъестественное.
Уиллер засмеялся:
— Так Рене действует на людей. Ладно, каково бы ни было духовное воздействие этого поместья, расходы оправдать мы не можем. — Он поежился. — Пошли обратно?
Несколько минут они шли молча по мощенной плоскими камнями тропе. В дальнем ее конце Гарри увидел деревянные ступени, ведущие к воде.
— Кстати, я хотел сказать тебе спасибо за приглашение провести здесь уик-энд с Джулией.
— Не за что. Всегда рады помочь.
Они вышли на гравийную дорожку, миновали группу вязов и срезали угол к заднему входу, где обрадовались теплому воздуху.
— У нас были проблемы, — сообщил Гарри. — Мы вышли погулять вдоль обрыва и попали под грозу. — Он усмехнулся. — Промокли до нитки.
— Рад слышать.
— Полночи проторчали в лодочном сарае.
— Я знаю этот сарай, — ответил Уиллер. Гарри несколько повеселел.
— Отличное место. Я имею в виду сарай. Похоже, туда последние двадцать лет никто не заходил.
Уиллер не ответил.
— Мы когда-то с Джулией говорили, каково было бы жить на острове, вдалеке от всего и всех. И многое к этому склоняет. Я думаю, если бы мы как-то могли отрешиться от остального мира… — Гарри оглянулся через плечо, в темноту. — Как бы там ни было, а на несколько часов я свой остров получил.
Знаете, друзья мои, вчера вечером я собирался домой после нескольких часов с нашими добрыми людьми в больнице. И я уже вышел в вестибюль, когда увидел знакомого молодого человека. Не важно, как его зовут. Он хороший мальчик; я его знаю много лет и его семью тоже. Вышло так, что он узнал о моем присутствии там, в больнице, и что-то его томило, кое-что такое, о чем он хотел спросить меня.
С ним были несколько его друзей, но они держались поодаль — как делают мальчишки, притворяясь, что пришли по каким-то другим причинам. Я видел, что мальчик расстроен — все они расстроены.
— Джимми, — спросил я, — что случилось?
Он оглянулся на своих друзей, и они отвернулись.