— Вот не знаю, правильно это будет или нет, — ответил Фримен. — Я бы хотел организовать выезд с кем-нибудь из наших людей в Вашингтоне. Надо съездить в Годдард. Устроить там сборище.
Лам посмотрел неуверенно:
— Не знаю; мне может быть неловко в таком месте. А чего беспокоиться? Мы же об этом говорили на той неделе в передаче. И мне кажется, ты отлично выступил, Бобби.
Проповедник заморгал:
— Билл, в Годдарде происходит событие века. Кто-то должен дать стране правильную точку зрения. Всему миру.
— Можешь сделать это из студии.
— Не тот эффект. Те, до кого мы должны достучаться, не смотрят «Олд байбл чэпел». Нет, нам нужна кафедра повыше. И я думаю, ступени космического центра подойдут.
— О'кей, — сказал Лам. — Но я думаю, что это ошибка. У тебя не будет там власти над толпой, Боб. Помнишь сборище в Индианаполисе в прошлом году? С ними вообще говорить нельзя было.
Проповедник взглянул на календарь.
— Думаю, что рождественская проповедь — отличное время. Организуй как раз перед праздниками. Четыре — шесть автобусов для местного народа. — Он прикрыл глаза, вспоминая гостевой центр. — Нет, лучше восемь. Мне кажется, народу соберется прилично. Постарайся организовать так, чтобы мы приехали где-то часа в три дня, о'кей? Я сам поеду первым.
— Боб, ты не хочешь сперва объявить о своем намерении? Если известить Белый дом, нам очистят путь.
Фримен подумал.
— Нет. Если предупредить Харли, он постарается меня отговорить. Или появится сам и перехватит все камеры.
Когда Лам вышел, проповедник стал себе представлять, как он ведет вековую борьбу между безбожной наукой и верой прямо в лагере противника. Вот возможность занять свое место среди пророков.
Когда Тед Паркинсон объявил о приеме второго сигнала, российский министр иностранных дел Александр Тайманов находился в Соединенных Штатах. Он немедленно попросил встречи с президентом, на которую госдепартамент согласился. Она была назначена на десять утра во вторник.
Тайманов на публике был суров и бескомпромиссен, а также несгибаемо скептически относился ко всем намерениям Запада. Он происходил из землевладельческой аристократии, вознесся к власти в последние дни СССР и пережил неразбериху последующих лет. Без публики же он был совершенно другим человеком.
— А, эти вчерашние замечания, — мог он сказать после бешеной атаки на тот или иной аспект политики США, — это ведь на публику. Входит в программу спектакля. Надо же поддерживать образ, иначе народ не поймет.
Дипломаты США считали его предсказуемой и поддерживающей стабильность силой в стране, которая иногда еще угрожающе хмурилась.
Нельзя сказать, что Харли с удовольствием имел дело с Таймановым, чьи заявления для СМИ слишком часто доводили его до отчаяния. Но он невольно привязался к этому человеку, которого пресса окрестила Медведиком. Госсекретарь Харли, Мэтью Янович и русский министр иностранных дел не менее двух раз совместно распутывали взрывоопасную ситуацию на Балканах.
Янович приехал за несколько минут до Тайманова. Высокий, с грубыми чертами лица, с бородой, рокочущим басом и склонностью рассказывать небылицы — таков был Янович, бывший адвокат из глубинки и когда-то влиятельный политик в Арканзасе. Харли подозревал, что сходство с Линкольном не совсем случайно. Но он был талантливый дипломат, упорный переговорщик и проницательный аналитик. Он сообщил, что Тайманов сказал ему лишь одно: он хочет говорить с президентом о послании из Геркулеса.
— Они хотят доступа к данным, — добавил он. Еще бы они не хотели.
— Мне докладывают, — сказал Харли, — что это просто информационная мусорница. Они даже не начали еще ее разбирать.
— Мы не можем выпустить информацию, — откликнулся Янович. — По крайней мере пока сами не поняли, что в ней содержится.
— Я знаю, — ответил Харли.
Тайманова пригласили войти ровно в десять часов.
Министр заметно постарел за последний год. ЦРУ не могло подтвердить слухи о том, что он болен раком. Но Харли видел, что с ним что-то не так. Холодные и умные глаза смотрели из глубоких колодцев отчаяния. Он обрюзг, и остроумие, с которым он парировал выпады западных дипломатов и журналистов, его оставило.
— Господин президент, — заявил Тайманов после первых вежливых фраз, — я уверен, вы понимаете, что у нас есть проблема.
Харли давно научился не разговаривать с русскими из-за стола. По причинам, которые он до конца не понимал, они воспринимали это как попытку замкнуться и становились подозрительными.