— Это? — Долинин на минуту задумался. — Это план села.
— Какого села?
— Того самого, в котором мы сейчас едим картошку, добытую вполне честно. Вот райком, отмечен крестиком. А это, наверно, твое отделение, тоже крестик. Дальше — штаб артиллерийской бригады, школа… Так?
— А утюги возле берегов, эти самые плешки, — указал Батя на овалы, — канонерки.
— Примитив, — с досадой отмахнулся Солдатов. — Очередного подлеца поймал. Какой–нибудь идиот, завербованный немцами в Пушкине или в Славске. Перебросили его сюда под видом безнадежного дистрофика. В чем же тут сомневаться? Все ясно. Слоняется, чертит свои каракули. Крестов понаставил, корабли отметил. Потом по ним артиллерия ударит. Хоть бы колокольню вы взорвали: ориентира бы не было.
— Ну, знаешь, в тебе, Наум, скрыты великие таланты! — Пресняков даже руками развел. Он стал рассказывать о том, как был задержан оборванец, как обнаружили у него эти листки с чертежами.
— А что, Курочкин у меня орел! — заметил Терентьев самодовольно.
— Орел, — согласился рассеянно Пресняков. — Да Казанков еще помог со своим портсигаром. Лазутчик этот, видать, начинающий, необученный.
— Трус. Запугали его там, в Пушкине, заплечных дел мастера, — сказал Солдатов. — Трусы — самый благодатный материал для вражеской разведки.
Долинин вилкой рисовал что–то на потертой клеенке стола, покусывая губу.
— Знаешь, — заговорил он, — мой разговор с тобой, Пресняков, имеет прямую связь с этим делом. Наум, видишь ли, привел одноглазого парня, который никому из наших не знаком.
— А фамилия, прошу заметить, у этого циклопа — Цымбал, — вставил Терентьев. — Виктор Цымбал. Какая–то заграничная фамилия.
— Совсем не в фамилии дело, — прервал его Долинин. — И, может быть, за парнем этим ничего предосудительного нет. Но надо проверить. Я тебя, Пресняков, о том и прошу: проверь.
— Правильно, — сказал Пресняков. — Будет сделано.
— Чепуха! — обозлился Солдатов. — Я достаточно проверял. Не треплите человеку нервы. Мало вам выбитого глаза?
— Нервы трепать нужды нет, — возразил Долинин. — Но проверить можно и нужно… А теперь, — заговорил он иным тоном, — послушайте, товарищи, я вам некий планчик разовью. Конечно, сами мы ничего не сделаем, но если этот планчик представить в штаб армии да там его одобрят, то кто знает?.. Сегодня Лукомцев, сказать по правде, не очень–то воодушевился. Да ведь я ему ничего толком и не рассказал, самому неясно было. А посидел вот часок–другой, кое–что и наметилось. — Долинин развернул карту. — Видите: бумажная фабрика… овраги, ольшаники… Овраги идут в обход Славску. Стремительный бросок с танками…
— И к Первому мая мы в Славске? — Солдатов усмехнулся. — Ерунда! Никто твоим Славском заниматься не будет. Мелочь!
Наум повторял слова Лукомцева. Второй раз Долинин выслушивает такую оценку своему плану; доля правды в ней, очевидно, есть: не могут же два человека в точности совершать одну и ту же ошибку. Долинин насупился. Но его неожиданно поддержал Терентьев.
— Ничего удивительного, что к Первому мая, — возразил он Солдатову. — Стόящий план. Очень даже стόящий.
Пресняков помолчал, почесал вилкой над бровью, затем тихонько тронул за рукав Солдатова, и они вдвоем подсели к приемнику. Сквозь свист и щелканье слышалась болгарская речь.
— Там есть какой–то ресторан, — обернулся к. ним Терентьев, — и там сам Штраус дирижирует, «Сказки энского леса».
Ему не ответили, он обиделся, а расстроенный общим невниманием Долинин дернул его за ремень портупеи.
— Сюда гляди!
Долинин с Терентьевым над картой сидели долго, вели подсчет необходимого количества штыков, — Терентьев требовал и «сабель», — спорили о том, сколько надо танков и боеприпасов для успеха задуманной операции.
В конце концов, когда Солдатов, которому его истрепанные нервы не давали и четверти часа посидеть спокойно, отошел от приемника и прилег на постель Долинина — «чтобы хоть каким–нибудь делом заняться», к столу подсел и Пресняков. План Долинина неожиданно стал принимать вполне реальные формы, и как то было ни удивительно, освобождение Славска казалось делом одного–двух боевых дней, а может быть, и нескольких часов.
В третьем часу гости собрались уходить. Терентьев с шумом вбивал сапоги в тесные галоши и разбудил Солдатова.
— Представь себе, во сне вспомнил! — сказал тот, поднимаясь с постели. — Ты мне, Долинин, давал задание разузнать, куда подевалась агроном Рамникова из «Расцвета». По всем данным, она в последнюю минуту ушла по дороге к Ленинграду. Но дошла ли, это вопрос. Сам знаешь, чтό тогда творилось на дорогах.