Багрецов вышел на условленной станции, а Бабкина нет как нет, хотя местный поезд давно уже прибыл. Так хотелось увидеться поскорее, несколько месяцев не встречались. «Дружба есть дружба, и от нее никуда не денешься», — как однажды признался в письме Тимофей. Мало того что Тимкина жена, Стеша, навсегда увезла друга из Москвы, сегодня она заставила Вадима помучиться ожиданием и тревогой. В самом деле, Тимка такой аккуратный и вдруг не приехал вовремя! Что же могло случиться?
Вадим бегал по платформе, пытался звонить по междугородному телефону места себе не находил. Но вот целым и невредимым появляется Тимофей и, пряча виноватые глаза, признается, что жена перепутала расписание местных поездов. Понадеялся на нее, а сам не проверил. Димка так обрадовался встрече, что простил его тут же. Разве он предполагал, как эта пустяковая оплошность может повлиять на дальнейшие события? Во всяком случае, если бы они приехали в НИИАП засветло, то, глядишь, все бы обернулось иначе. А тут еще Димка настоял, чтобы по пути в институт обязательно заехать к маминой подруге — тете Люде и передать ей забытую сумку. Пока ждали рейсового автобуса, Димка уже успел дать телеграмму домой.
Короче говоря, там часок, там минутка, все это накапливалось, и прав был Борис Захарович, что рассердился за опоздание. Оставались считанные часы до отправки метеостанции, и, толком ничего не объяснив, Дерябин поставил условие:
— Успеете справиться — пожалуйста. Нет — пеняйте на себя. Обойдемся старым прибором.
Бабкин втайне побаивался своего бывшего начальника, да и Багрецов, который знал его не меньше, тоже робел перед ним. Во всяком случае, не только выговора, но и простого замечания от Бориса Захаровича получать не хотелось. Человек он заслуженный, уважаемый, что перед ним оправдываться? Не солидно.
В приемной директора НИИАП разговаривать было некогда. Бабкин только успел спросить:
— На том же месте устанавливать?
Дерябин ответил утвердительно и, услышав звонок Медоварова, скрылся в кабинете. К зданию института подъехал закрытый пикап, и заспанный шофер доставил наших инженеров к огромному ангару. У самого входа оказалась лесенка, она вела в кабину автоматической радиометеостанции.
В темноте нельзя было разобрать, но Бабкину показалось, что кабина чересчур велика, гораздо больше тех, где ему не раз приходилось устанавливать аппараты. Последнюю из таких станций отправили в горы Алтая.
Ничего не было странного в том, что новая, усовершенствованная радиометеостанция находилась на территории НИИАП; также не было странно и то, что ее здесь готовили к отправке. А поднявшись по тонкой металлической лесенке вверх и встретив там знакомую аппаратуру, Бабкин и вовсе убедился, что придется иметь дело с вещами привычными, какой бы формы и величины кабина эта ни была.
Времени оставалось мало. В кабину забегали какие-то инженеры, — судя по всему, к метеорологии касательства не имеющие, — торопили, отчего у Багрецова падала из рук отвертка и дело не спорилось. Собственно говоря, дело-то было несложное: подсоединить прибор к выводной трубке, которая проходила сквозь крышу кабины, подвести питание, включить в радиопередающую систему и проверить, как это все будет работать.
Радиостанция включалась автоматически на несколько минут, за это время нужно было передать не только показатели, определяющие влажность, но и целый ряд других: температуру, давление, направление и силу ветра, — короче говоря, все то, что интересует синоптиков при составлении карт погоды.
В кабине метеостанции была установлена стандартная аппаратура, поэтому даже не такие опытные специалисты, как наши инженеры, смогли бы разобраться в схеме соединений и включить нужный прибор. Теперь оставалось лишь проверить на контрольном приемнике, как будут слышны сигналы. Непосредственно возле мощного передатчика это не делается, нужно отойти подальше. Вот почему друзья оказались не возле ангара, а в кустах у подземного склада.
— Я до сих пор не могу прийти в себя из-за этой катастрофы, — говорил Багрецов, рассеянно поворачивая ручку приемника. — Какая-то паршивая птица, нелепая случайность — и человека уже нет.
Сдвинув на лоб кепку, Тимофей почесал затылок.