Ункаса, он покачал головой, как человек, сознающий за¬ блуждения их простых верований, и, приняв прежнюю позу, оставался в таком положении, пока не окончилась церемония погребального обряда. Чингачгук составлял единственное исключение из всей толпы туземцев, так внимательно следивших за соверше¬ нием обряда. За все это время взгляд его не отрывался от сына, и ни один мускул на застывшем лице не дрогнул даже при самых отчаянных или трогательных взрывах жалоб. Все его чувства как бы замерли, для того чтобы ¡глаза могли в последний раз взглянуть на черты, которые он лю¬ бил так долго и которые скоро будут навсегда сокрыты. Когда пение окончилось, из толпы выступи# воин, из¬ вестный своими подвигами, человек сурового, величествен¬ ного вида. Он подошел к покойнику медленной поступью и стал рядом с ним. — Зачем ты покинул нас, гордость делаваров? начал он, обращаясь к безжизненному телу Ункаса. — Время тво¬ ей жизни походило на солнце, когда оно еще только встает из-за деревьев, твоя слава была ярче его света в полдень. Кто из видевших тебя в битве подумал бы, что .ты можешь умереть? Твои ноги походили на крылья орла, рука была тяжелее падающих ветвей сосны, а голос напоминал голос Маниту, когда он говорит в облаках. Гордость делаваров, зачем ты покинул нас? Следом за ним, в строгом порядке, подходили другие воины. Когда большинство самых знаменитых людей племени отдали свою дань покойному, восхвалив его в песнях или речах, снова наступило глубокое, внушительное безмолвие. Тогда в воздухе послышался какой-то тихий звук, похо¬ жий на музыку, такой тихий, что нельзя даже было разо¬ брать, откуда он доносился. За ним последовали другие звуки, всё повышавшиеся, пока до слуха присутствующих не донеслись сначала протяжные, часто повторяющиеся восклицания, а затем и слова. По раскрытым губам Чин¬ гачгука можно было догадаться, что это его песнь — песнь отца. Хотя ни один взгляд не устремился на него, но по тому, как все присутствующие подняли голову, прислуши¬ ваясь, ясно было, что они ловили эти звуки так же внима¬ тельно, как слушали самого Таменунда. Но напрасно они 835
прислушивались. Звуки, только что усилившиеся настоль¬ ко, что можно было разобрать слова, стали снова ослабе¬ вать и дрожать, словно уносимые дуновением ветра. Губы сагамора сомкнулись, и он замолк. Делавары, поняв, что друг их не в состоянии победить силой воли свои чувства, перестали прислушиваться и с врожденной деликатностью обратили свое внимание на погребение девушки-чуже¬ странки. Один из старейших вождей сделал знак женщинам, стоявшим вокруг Коры. Девушки подняли носилки с те¬ лом Коры на плечи и пошли медленным, размеренным ша¬ гом с новой жалобной песней, восхвалявшей покойную. Гамут, все время внимательно следивший, за обрядом, те¬ перь наклонился к отцу девушки, находившемуся почти в бессознательном состоянии, и шепнул ему: — Они несут останки твоей дочери. Не пойти ли нам за ними и присмотреть, чтобы ее похоронили по-хри- стиаиски? Мунро вздрогнул. Бросив вокруг себя тревожный взгляд, оп встал и пошел за скромной процессией. Друзья окружили его с выражением горя, которое было слишком сильно для того, чтобы назвать его просто сочувствием. Да¬ же молодой француз, глубоко взволнованный ранней, пе¬ чальной кончиной такой красивой девушки, принял уча¬ стие в процессии. Но, когда последняя женщина племени присоединилась к траурному шествию, мужчины-ленапы сомкнули снова свой круг перед Ункасом, как прежде без¬ молвные, торжественные и неподвижные. Место, выбранное для могилы Коры, оказалось неболь¬ шим холмом, на котором росла группа молодых сосен, бро¬ савших унылую тень на землю. Дойдя до этого места, де¬ вушки положили свою ношу на землю и стали скромно ждать какого-нибудь знака со стороны близких Коры, что они удовлетворены совершённым обрядом. Тогда развед¬ чик, один только знакомый с их обычаями, сказал на языке делаваров: — Дочери мои хорошо цоступили: белые люди благо¬ дарят их. Девушки, обрадованные похвалой, положили тело в гроб, искусно сделанный из березовой коры, и затем опу¬ стили его в мрачное, последнее жилище. Так же просто и безмолвно они засыпали могилу, прикрыв свежую землю 836