Когда безмятежное лето
Бедою застигло врасплох, —
Зажглось твое солнышко в гетто,
А лет тебе — не было трех.
И глаза — два колодца,
Свет из глаз твоих льется,
Он огня горячей, о Ханэле,
Для твоих палачей, о Ханэле!
Твой свет не сумели, Ханэле,
Топтатели растоптать.
Твой брат не тебе ли, Ханэле,
Могилу должен копать?
Но люди успели, Ханэле,
У смерти тебя отнять.
Ты к лесу пошла, и сиротство
Смотрело из пламени вслед.
И взрослому было непросто,
Тебе ж — четырех еще нет.
И глаза — два колодца,
Крик в глазах твоих бьется,
Он страшнее мечей, о Ханэле,
Для твоих палачей, о Ханэле!
Скрывалась во тьме ты,
Ханэле,
Пока не пришел рассвет.
Гремит гром победы, Ханэле,
А сил улыбнуться нет.
И стал твоим светом, Ханэле,
Свечи поминальной свет.
Врагов своих ты одолела,
Друзей твоих не перечесть.
Нашли твое тихое тело,
А лет тебе — разве что шесть.
В лесу — два колодца:
Кто над ними нагнется —
Вспомнит свет твоих глаз, о Ханэле,
Он не меркнет для нас, о Ханэле!
1947
Перевод Г. Семенова
Стрелой зеленою он в небо вознесен,
Но от корней не в силах оторваться.
Он может небом только любоваться,
Но связан лишь с землей, как с человеком — сон.
Стрелой зеленою он в небо вознесен.
Но от корней не в силах оторваться
Его поющая о высоте стрела.
Ему б могучей птицы два крыла,
Чтоб одолеть свой плен, чтоб не сдаваться.
Но от корней не в силах оторваться.
Он может небом только любоваться.
О, сцены солнечной трагический актер! —
Шумит о нем толпа прибрежных скал и гор.
Но, вдохновленный громом их оваций,
Он может небом только любоваться.
Но связан лишь с землей, как с человеком — сон.
Вонзая в небо свечи огневые,
Он все же любит муки корневые,
Стволу дарующие вознесенья звон.
И, связанный с землей, как с человеком — сон,
Стрелой зеленою он в небо вознесен.
1947
Перевод автора
1
Как мечом, препоясалась ветром она
И пылающим гневом пустыни,
И с младенцем брела по пустыне одна,
И вода испарялась в кувшине,
И уселась напротив Агарь.
Жгла их жаждою желтая гарь.
Сын лежал под кустом, а кругом
Бился ветер с хрипящим песком,
И в смятении взор отвратила:
Сзади гибель, но что впереди?
Смерть, сыновняя смерть исходила
Из ее истощенной груди,
И упала в отчаянье мать,
Стала к богу, рыдая, взывать.
«Ты, господь Авраама, господь моего господина!
Я дала ему первенца, плоть наша ныне едина,
Ибо Сарра меня под него привела,
«Ты, господь Авраама, господь моего господина!
И меня ты водил от Кадеш и до Беред[22],
Когда я убежала — о, кто мне поверит! —
Оттого, что у этой бесплодной жены
Стали узки глаза и от злобы черны,
Что к лицу моему прижималось лицо господина.
Сохрани и помилуй, о господи, нашего сына!
Распалил свою злобу степной суховей,
И ослепила вода, ибо очи ты выколол ей.
Бог источников влаги, хоть мутный колодец открой нам,
Ибо мы умираем в безводье песчаном и знойном.
Я, раба твоя, маюсь, измучен и дух мой, и плоть.
Разорви приговор, не карай меня в гневе, господь!
Если стала ему, моему господину, немилой,
Если жертвой мне быть повелела судьба,
Пусть умру я, твоя, Всемогущий, раба,
Только сына-малютку помилуй».
Как мечом, препоясалась ветром она
И пылающим гневом пустыни,
И тоскует, и молит, и плачет одна.
Капли слез собирая в кувшине.
И, склонясь над бездомным, гонимым бедой,
Напоила младенца соленой водой.
2
Облачился в колючки, вознес в небосвод
Солнце Библии в ярой гордыне, —
Так Кедар[23] по пустыне Бер-Шева идет,
И вода высыхает в кувшине.
Не сумей он собрать урожая дары,
И от жажды сгорают Кедара шатры.
Жажда мучает всех — и овец и людей,
Тщетно к богу молитва стремится.
Им с рождения мира до нынешних дней
Суждено от безводья томиться.
Видно, так начертал им творец:
Жажда губит людей и овец.
3
Кто же в сердце пустыни врезает свой путь,
Кто в иссохшем копается чреве?
Кто о сталь разбивает могучую грудь,
Чтоб открылись колодцы в Негеве?
Кто, трудясь, не щадит ни здоровья, ни сил?
Это брат Исаак, — посмотри, Исмаил!
Кто кричит твоей матери: «Слышишь? Ответь!
(Как беснуется ветер пустыни!)
Чтобы сын твой не мог под кустом умереть,
Воду, воду несу я в кувшине.
Встань, о мать, и ступай, свою жажду забыв,
Ибо брат мой напьется и будет он жив».
— То зовет Исаак, — догадалась она,
И воспрянула мать Исмаила,
Напоила младенца и, веры полна,
Благодарно творца восхвалила:
«Славен бог, избавляющий нас от беды,
Утвердивший наш братский союз у воды, —
Да святится вовек его сила».
1947
Перевод В. Левика
Было тихо. Только горы,
Оцепив старинный страх,
Стерегли кремневый город,
Захлебнувшийся в ветрах.
В неожиданную темень,
Отпылав, плыла одна
Окровавленная тема
Умирающего дня.
Стыли церкви, минареты,
Вился шелк бород и пейс.
Шла, одетая в запреты,
Фанатическая спесь.
И на зубчатые башни,
На могилы всех богов
Домино прискальной пашни
Набегало из лугов.
А навстречу, пуст и ломок,
Под ажуром пелены
Стеариновый обломок
Новорожденной луны.
Древний город — он расколот!
В пальцах тропок и путей
Был зажат лиловый холод
Злоумышленных затей.
Ливень хлесткий, ливень колкий
Взбудоражил грани зон:
Иглы пуль, смертей осколки
Растерзали в клочья сон.
Счет могилами оплачен.
Стало тихо. Спит Салим,
Спит Моисей, и, в небо плача,
Стонет Иерусалим...
1948
Перевод автора
На крови эта клятва из клятв