Полоска вечера погасла
над одинокой резедою.
Летают феи на пегасах
под фонарём ночным – луною.
Одна – в стеклянных шароварах,
другая – в розовом капоте,
и нет нигде кривых и старых,
не приспособленных к работе.
Кадит душистым цветом вишня
сполна в алтайские угодья,
и не найти подружек лишних,
кто этой ночи не угоден.
Все – как алтайские царевны,
прибывшие на бал цветенья!
И ярко светятся деревьев
душа прозрачная и тело.
Рассвет приходит незаметно
в страну весёлую, иную,
и ставит лучшие отметки
всему, что тайною волнует.
Песня беременной женщины своему ребёнку
Женщина с двумя сердцами,
плывущая по морю воспоминаний...
Ступай тихонько, мой мальчик,
по крыльям птиц разноцветных,
в горах уснувших без плача,
скалой укрытых от ветра.
По родникам золотистым,
шептать умеющим громко
о том, как звенят монисты
внизу, в селении горном.
По белой росе, по камню,
по тёмным ночным стрекозам,
поющим крыльями «амен»
под утро горным морозам.
По снегу в пятнах лазури,
укутавшему вершины,
по косточкам белой бури,
спустившейся к нам, в долину.
По лунному свету, ярче,
чем перья птицы Гаруды,
спускайся в наш мир, иначе
как жить без тебя я буду?
Качаются в небе мачты –
уколы моих бессонниц...
Спускайся в наш мир, мой мальчик,
под звуки хрустальных звонниц!
Алтай
Здесь Минотавр с глазами человека
в ущельях горных, истину алкая,
свою тропу прокладывает к веку
художника-бродяги Таракая.
Взяв за основу снежные громады,
что падают в румяные озёра,
Владыка гор на арфе водопада
играет утро с просветлённым взором.
Ворочается Золотая дева
в кургане, утонувшем в разнотравье,
желая всем, кто за Алтай радеет,
удел героя и защиту навью.
Придёт ли дождь – висит хрустальной люстрой,
придёт ли жук, и дятел спозаранку
творит своё нехитрое искусство,
смолой кедровой заживляя ранку.
Земной Эдем… Лишь в трепете несмелом
коснуться можно его нежных радуг!
И даже трактор в поле тарантеллой
встречает утро – от весны подарок.
Мечта
Катунь, бегущая по кочкам…
Ей новый образ подавай!
Как в целлофановом мешочке,
хранится хлеба каравай.
Она по всей длине угодий
круглогодично, как завод,
ведёт зачистку мелководья,
чтоб избежать застоя вод.
Пусть будут велики затраты,
но проявляется мечта:
из облаков встают палаты
пролётом нового моста.
В марте
Марта льды кружатся у забора:
зацепились вновь за облака!
Их скупает оптом за оболы
горная строптивая река.
Просыхают пятнами на ткани
тени, и не высохнут никак.
Забросать стремятся облаками
воды каждый встречный буерак.
Полдень, а ещё не брали взятки
птицы с первых бабочек и мух,
и болеет в снах своих ветрянкой
под землёй скучающий лопух.
Многообещающей телегой
март въезжает в душу мужика,
и почти словами человека
говорить пытается река:
«Хариусом с горных перекатов
я пришла, мой пасынок, к тебе,
чтоб стократ весеннее стаккато
прозвучало в строчке и в судьбе».
Горные соловьи
Послушать голоса ручьёв
вдруг захотел я –
весёлых горных соловьёв
с прозрачным телом.
Тут нужен посох и сума
и запах мяты,
и чтоб в извилинах ума
уснули даты.
Ручьи живут среди камней,
в кедровых рощах,
где шёпот утренних теней
услышать проще.
Понять нельзя, быть может, всё
из этих строчек,
тут нужен труженик Басё
как переводчик.
Вот соловей в руках моих
поёт и бьётся