в июле росы, бликами играя.
Но если в степь пойти, ища конец
существованью зыбкого простора,
придёшь под вечер в золотой дворец,
в котором падишах – ворчливый ворон,
прислужницы – закатные лучи,
весталки и наложницы – туманы,
и миражи, как чуткие врачи,
округу лечат сказкой и обманом.
Бессонница
В доме спать ложась, отстегнули
груз житейский – луны ходули.
Отнесли их на сеновал,
чтобы каждый ходуль поспал.
Только слышат – в печи потухшей
то ли мышь шуршит, то ли души
убиенных в Афганистане
на мосол-локоток привстали.
Жизнь ночная – что звёзд сиянье,
что отстёгнутый человек
от земли, от её камланья
в понедельник, среду, в четверг.
Не успели уснуть – ходули
тут как тут… Крестись на восток!
За окошком звезду раздули,
словно крошечный уголёк.
В пустыне
Твой кукиш простор просверлил,
и стала всевидящей высь.
У чёрта довольно чернил
на каждую синюю мысль,
на каждую радугу дня,
а воды уходят в песок –
в обитель сухого огня,
ища благодатный исток.
Бежит под землёю вода:
тугим напряжением жил
гудит, как в ночи провода,
как Богу звонит Азраил.
А, значит, Абхазии зреть,
Китаю выращивать рис,
и в новой картине взлететь
мечтает художник Матисс.
Лимонное море песка
сжигает резину у кед.
Направо – варяжья тоска,
налево – терновник из бед.
Но верю, не спит Агроном,
в ком новая правда живёт,
и лама священное «ОМ»
в пустыне страданья поёт.
Однажды стальная змея
горячий песок просверлит
и, падая с неба, струя
коснётся окалины плит.
Зелёный войдёт в голубой,
и золото в нашей крови
шепнёт: «И в пустыне нагой
вы были в объятьях любви».
Ультиматум
Азия…
Народов королева!
Слышу звук направо
и налево.
Музыкой
мистической любви –
Аз и Я –
ты кружишься в крови!
Азия,
поймай во мне
мальчишку,
что когда-то
выходил из книжки
на просторы
лунного тепла,
где рекою
музыка текла.
Не поймаешь –
к морю убегу,
буду слушать
лунную тоску!
Дух Азии
Одна нога у Азии – Китай
(на твёрдой почве – твёрдая стопа!),
другая – в лунном кружеве Алтай
(броди в мирах иных, не засыпай!)
(Китайский литератор Пу Сунлин,
писавший много о ночной грозе,
был на Алтае: дух его долин
вошёл в рассказ о Золотой Лисе.)
Монголия – тревожная нога,
но быстрая, как топот лошадей.
Пускай побудет с тенью пирога
в родстве, пугая диких лебедей!
«А где, – спрошу, – четвёртая нога?»
«Да в Казахстане, возле Бухтармы!»
Её ласкают летние стога
и обнимают руки зимней тьмы.
Я приоткрыл вам формулу ноги
и указал на справочник дорог.
Считайте ноги даже у пурги…
Дух Азии Срединной – многоног!
Сны монгольской равнины
Монголии равнина,
укрылась ветерком.
И снится ей малина
и кружка с молоком.
Пятнистые олени
идут на водопой
тропою откровенья,
беседуя с луной.
И всё вокруг – как было
при Золотой Орде,
когда тревога била
копытом по воде.
И стрелы улетали
на родину славян,
и плакали скрижали,
и пел слепой Баян.
Из алтайского дневника
Жён-мироносиц на небе вечернем считая,
жить бы да жить в этих горных безлюдных местах!
Днём любоваться крышами пагод Китая,
ночью Монголию видеть в раскованных снах.
Туго завёрнута этой страны оболочка
в русский характер, и ниткой прошита канва.
Чтит новгородскую вольницу каждая кочка,
ввысь поднимаясь, как врыта в песок голова.
Только на ранней заре частокол-копьеносец
в бой соберётся, крикливых ворон не сочтёшь!
В сон, как в залив, заплывает крутой миноносец –
русская хата, собравшая всю молодёжь.
Песни, гулянка, в соседок-подруг новоселье –