говорили про жену,
шибко нужную ему!
И однажды мужики,
большей частью кержаки,
навестили Саптыкара
и «потребовали пара»:
рассказать им, почему
не заводит он жену?
Саптыкар задвигал бровью
и сказал гостям с любовью:
«Я давно уже женат
на царице Семиплат.
Не девица, не старуха –
существует в виде духа
в нашей солнечной глуши –
знают зайцы и ужи,
и трава, и ветерок,
что от духа недалёк!
Проживает Семиплат
(тело – розовый закат)
за Медведицей Большой,
а у нас – своей душой.
Неразлучен я с царицей,
со своей душой-девицей
на охоте, на коне
и на сене при луне!
Вместе байки сочиняем
и по струнам ударяем,
и в космическую даль
нас уводит пастораль.
Байки – это наши дети:
будут жить на белом свете
и с гостями заодно
пить чудесное вино!»
Саптыкар, сказав такое,
вытер скорою рукою
пот, катившийся со лба,
сообщив гостям: «Судьба!»
И добавил на прощанье
не посыл, не обещанье,
что в густом плывёт вине –
о далёкой стороне:
«Как умру, рожусь поэтом
или думающим светом
рядом с юной Семиплат,
в блеске утренних палат!»
Что рассказал говорящий конь
о будущем алтайского народа
Однажды Борсун-охотник
спас женщину пожилую.
Переплывала она
холодную и живую
Катунь, и разбила лодку,
направив её на камень…
В молчанье лесной округи
пропели пороги «амен»!
Вынес Борсун на берег
ту женщину в малахае
и, тепля в душе надежду,
стал ей делать дыханье.
Вскоре она вздохнула,
открыла глаза, и в небе
увидев птицу, сказала:
«Дам ей горбушку хлеба!»
Та женщина оказалась
шаманкой, служившей верно
родному горному краю,
своим землякам и вере.
Охотнику обернулась
она пичугой лесною
и обещала исполнить
желанье его любое.
Со дня своего рожденья
желания не имело,
в трудах земных пребывая,
Борсуна крепкое тело!
Шаманка ждала ответа,
охотник «листал наитье»,
и тут, звеня удилами,
вышел конь из укрытья.
Борсун посмотрел на друга
взглядом, полным печали,
и сообщил шаманке:
«В коне я души не чаю.
Он с лёгкостью человека
уставшую душу лечит…
Пускай говорит со мною
на языке человечьем!»
Едет Борсун полями,
едет сосновым бором –
конь не переставая
ведёт свои разговоры.
О дальних морях и странах,
в которых живут циклопы,
и золотых туманах,
накрывших поля Европы.
Конь говорящий мечет
искры из-под копыта,
и друг ему отвечает
согласием следопыта.
Увидит конь подорожник
и сообщает другу:
«Трава эта раны лечит,
давая отпор недугу.
Сорви полезное зелье
и положи на рану –
утром встанешь здоровым,
словно наелся манны!»
Свезёт на берег Катуни
конь охотника-друга,
и в тишине продолжит
читать лесную науку:
«В воде проживает рыба,
предок нашего змея.
Не различает звуки
и говорить не умеет.
Но помощь всегда окажет
детям, отставшим в росте:
лечит суставы тела
и укрепляет кости!»
Беседы друзей, живые
как облака над лесом,
ни разу не уходили
дальше нужды телесной.
Кружили словно стрекозы
над ними в игре весёлой,
и слушали их берёзы,
и пели ветра виолой.
Цветущим маком краснели
весной долины Алтая,
и кто-то играл на скрипке,
покой в душе обретая.
Охотник Борсун сощурил
свой глаз, на добычу зоркий,
спешился деловито,
коня потрепал за холку
и попросил: «Опиши мне,
мой друг, наделённый даром
видеть всё то, что скрыто
от наших очей туманом,
какими будут потомки
алтайцев, в горах живущих
среди одиноких кедров
и родников поющих?»
И конь ответил рассказом
на языке народном,
каким говорят обычно
алтайцы в своих походах,
на языке, далёком
от языка науки,
про лошадей железных
и сыр, издающий звуки.
И даже поведал другу,
полный живых видений,
полёт на луну в корыте