Здесь мы предвидим одно возражение. Нам скажут, что при такой постановке вопроса суждения людей о ценности лишаются всякой твердой почвы и приобретают совершенно случайный, произвольный характер: ведь этак можно по произволу называть данную вещь и имеющей ценность, и лишенной ценности — смотря по тому, значительное или же незначительное количество материальных благ данного рода будет принято за единицу для оценки. Это возражение мы считаем неосновательным. Дело в том, что единицу при оценке люди совсем не могут выбирать по своему произволу; нет, в тех же самых внешних обстоятельствах, которые заставляют людей вообще заняться оценкой определенного рода материальных благ, находят они и принудительные требования относительно того, какое именно количество этого рода материальных благ нужно принять при оценке за единицу. Когда я собираюсь покупать лошадь, то мне и в голову не придет высчитать сначала, сколько стоили бы для меня сто лошадей или даже все лошади на свете, а потом уже сообразно с этим расчетом определять те условия, на которых я хочу сделать свою покупку, — совсем нет, я прямо будут определять ценность
одной лошади. Подобно этому под влиянием внутренней необходимости мы поступаем при определении ценности всегда так, как того требуют конкретные условия данного экономического положения. Если при различных условиях, находясь в различных положениях, мы можем высказывать совершенно неодинаковые суждения о ценности вещей, то в этом нет ничего странного, ненормального, напротив, это вполне естественно и необходимо. Возьмем такой пример. Положим, что к мельнику одновременно обращаются с просьбами два его соседа: один просит позволения взять из мельничного ручья кружку воды, а другой просит разрешения отвести всю воду из ручья. Если бы у нашего мельника было только одно-единственное представление о ценности воды, то по отношению к одному из своих соседей он поступил бы во всяком случае совершенно неправильно. Если бы он считал воду только вещью, которая всегда и везде имеет одинаковую ценность, он бы совсем напрасно не позволил первому соседу взять ничего для него не стоящую кружку воды из ручья; если бы он считал воду такой вещью, которая никогда и нигде не имеет ценности, он бы, к большему вреду для самого себя, разрешил второму соседу отвести всю воду из ручья. В действительности же у нашего мельника образуются два различных суждения о ценности воды соответственно двум различным просьбам со стороны соседей: одну кружку воды он признает не имеющей ценности и без всяких разговоров согласится на просьбу первого соседа, но весь ручей он признает вещью, безусловно имеющей ценность, и потому отвести ее второму соседу не позволит.