Нужно, конечно, опережающим экономическое развитие образом вкладывать финансовые средства в образование, науку, здравоохранение, и это всегда оправданно. Но как это делать?
Должен быть учет современных требований. Например, фактор глобализации. Где мы в ней находимся?
Все-таки она ведь преимущественно проистекает с Запада. Возможно даже это феномен постмодерна, хотя, казалось бы странно, этого не может быть. Потому что постмодерн — это плюрализация, деконструкция, неопределенность и т.д. Но все равно это наступление Запада, «несмотря на «Закат Европы», «Конец истории» и т.д. Парадокс в том, что на Востоке постмодерна нет, а глобализация наступает. Необходимо расширение экономических основ из духовных усилий: единение (уравнение, сравнение) из духовных свобод. Нужно так или иначе развязывать узлы — законы общественного и человеческого в гражданском обществе, правовом государстве, чтобы силы черпались оттуда «из духовности», ну «с богом».
Не перекрестие Запад — Восток, Север — Юг, а купол над многообразием мира. Байтерек — вот наш символ. Человек растет корнями вверх (П.Валери).
Не время, а пространство. Мы должны жить по А.Эйнштейну. Это и есть номадизм. Оседлав коня реформ, куда мы движемся?
Человеческий капитал — это не расчет по примерам достигнутого другими странами, цивилизациями, культурами и т.д. Это достоинства, которые накопились в недостатках. Это может быть тенгрианство, евразийство, а скорее всего — номадичность. Мы не можем предложить себя миру как кентавр. Наоборот, кентавр должен обернуться символом движения, а лучше в этой подвижности страной между небом и землей. Не поднебесной, а именно должен после «Заката Европы» придти «Восход Азии».
Постмодерн — наступление Востока. Это не значит, что на Востоке был модерн. А теперь приходит постмодерн. Здесь не было никогда модерна, не было и культуры, не было и цивилизаций. Именно эта триада в обратной последовательности привела Запад к тупикам плюральности, деконструкции, метанарративов, текстуальности и т.д.
Восток приходит не после Запада и не вместо него, а наравне. Запад исчерпал свое время и время вообще как темпоральность, интенсивность, необратимость. Хронос уступает топосу. Но если это происходит на Западе в ломках структур, т.е. постструктуралистически, неравновесно, кризисно, что откликается через процессы глобализации и на «Востоке», то в действительности время должно быть починено пространству.
И весь категориальный ряд нужно расчленить: необходимость, а не свобода; содержание, а не форма; явление, а не сущность; следствие, а не причина; возможность, а не действительность и т.д.
Но лишь пройдя опыт Запада, можно «проснуться» Востоком. Многое ушло на Запад в великом переселении народов и обратно распространилось на Восток в его вестернизации. Можно сказать, что Востока как такового и нет. Он должен образоваться из преобразования Запада. Нужна девестернизация.
Речь не идет и об идее Евразийства как соединении достоинств Европы и Азии. Необходимо переломить ситуацию постмодерна. Необходимо не соединение, а разъединение Востока и Запада, а точнее отъединение от Запада, чтобы это оказалось адекватным, дополнительным ему Востоком как в отношениях магнитных полюсов Земли – матушки.
Цивилизация, культура, постмодерн — в такой последовательности Западный мир пришел к кризису во всех сферах общественной жизни. Линейный подход к истории — это не только теоретическая позиции, но и ее реализация как такового. Однако в истории имела место и диахрония.
В этом смысле данную триаду нужно пересмотреть с точки зрения восточного человека. Является ли она повсеместным феноменом? Каковы возможности Востока? Может ли он только следовать за Европой, что и происходит, или оттолкнуться от странностей постмодерна? Или впадать в деконструкцию, плюрализацию, текстуальность, нарративы и т.д.?
Рациоцентризм, фаллоцентризм, европоцентризм и т.д. на самом Западе уже отвергаются. Но ведь это и есть постмодерн как наступающая неопределенность во времени. Но может все-таки данная хроноперипетия — феномен Востока, где довлеет топос? Но не такой как на западе, а как «территория», «междумирье»? На Востоке нет раньше – позже, ближе – дальше, он и в том, и в другом, а отсюда и символ номадического кентавра.
Место Востока в неопределенности постмодерна установить невозможно. Там все новые и новые тупики «развития», а мы туда же суемся в реформах. Но куда же идет Восток — непонятно, т.е. куда идет, понятно, туда же, куда и Запад. А вот куда он должен идти — вот вопрос?