26. См.: Добрович А. Общение: наука и искусство. — М.: Знание, 1978. — С. 74.
27. Шибутани Т. Социальная психология. — М.: Прогресс, 1969. — С. 307.
28. О таком воспитании говорит Бодалев А.А. См.: Социальная психология личности. — М.: Наука, 1979. — С. 30–32.
Человеческое: я — другой
Человек рефлексировал о мире (космосе), рефлексировал об отношении к миру (познание), теперь он рефлексирует о себе. Меняется предмет философии: космос, познание (мышление), теперь это сам человек. Или человеческое представало как микрокосм, как cogito, теперь человек вопрошает о себе в совпадении с собой, т.е. сам у себя спрашивает, что он есть. Не идентифицируя себя ни с чем другим, спрашивает прямо у себя о себе же: что он есть?
Хотя так ли уж прямо сам у себя спрашивает? Может через Другого вопрошает о себе?
До непосредственного отношения к себе он еще не добрался. А тем более до полноты совпадения с собой, он еще не выдерживает себя, перекладывая тяжесть ответственности на Другого. Поэтому он как раз теперь промежуточен. Пока человеческое схватывается в искусстве, но еще не в философии, которая только "подходит" к человеку. Мы смотрим на мир глазами Другого и в том находим себя. Философии человека все еще нет, есть только человек искусства. Соответственно фигура умолчания в философии — это Другой человек. Человек пока представляется как Другой, а Другой — как человек. Она (философия) не может еще обойтись без отнесения человека к Другому (эмпирически подкрепляемое завистью к тому, что есть у других). Этим сбивается острота проблемы человека, потому что он располовинивается на Я и Другого, с креном в сторону последнего.
В действительности же есть дополнительность Я и Другого, через которую нужно установить человеческое в строе дочеловеческого и сверхчеловеческого. В полном слиянии субъективного и объективного, т.е. в раскрывающейся на космос интерсубъектности, в бесконечно возвышающемся контакте-равенстве индивидов выдержать и преодолеть (определить) человеческое. Это представимо как "любовь–отношение" (Ясперс) ради возвышения в духе. Коротко: Я — Другой ради духа от третьего между ними. Вообще ведь третье существо нужно не для того, чтобы оставить его посторонним в мире, а чтобы вместе с ним и для него выйти на трансцендентность духа. Человеческое (дитя) рождается в мире сем вместе со сверхчеловеческим (духом).
Другой и есть выход в горизонтный мир человека, он не ниже и не выше, он равен данному эго. Это вообще круг человека. И Другой есть другой (иной) только в отношении к высшему или низшему в вертикали человеческого самостояния. То есть Другой не есть другой в горизонтном мире или в общественной сущности человека. Здесь другого вообще нет. Но здесь же нужно учитывать социальную неравность индивидов, которая и конституирует эмпирических других для индивида.
В то же время, если горизонтный (боковой) мир человека простирается в других, то это говорит о том, что этот мир имеет свои пределы, т.е. это круговой мир. Но как быть тогда с тем, что все индивиды сходятся, взаимопроникают друг в друга? Или в том же смысле: живут не на плоскости круга, а на земном шаре? Значит, плоскость круга — это может быть и едва касающаяся земной поверхности идеальная плоскость, где Другой и другие "приподняты" над реальным бытием гипотетически исходного субъекта (данного эго)? Отсюда, следовательно, возвеличивание человека покоится на эмпирических (парадокс) отношениях с ближними, где они даны на горизонтной плоскости. И даже так, что само общение индивидов и превращает земной шар в духовную (идеальную) плоскость; вместо кривизны, изгиба и надлома в отношениях устанавливается прямота, непосредственность и связность между индивидами.
Впрочем, это-то и обнаруживает пределы горизонтного мира человека относительно его становления. Имманентное и трансцендентное предполагают как раз превращение круга общения в шаровую сферу обитания человека, равенства индивидов — в неравность личности.
Дополнительность Я и Другого возможна только во всей глубине и высоте самостояния человека: от дочеловеческого Я до сверхчеловеческого духа, от "бога — сына" до "бога — святого духа. Иначе перекос: или в сторону Я, или в сторону Другого. В общественных отношениях этот перекос и дан: в господстве и рабстве, эгоцентризме и в альтруизме, свободе и равенстве и т.д.
Сфера отношений Я — Другой тонка до прозрачности, но она и бесконечно открыта для человеческого становления. Общественные отношения в них — перевал, над которым сверхчеловеческий дух, под которым дочеловеческая история. История — это не прошлое, история есть то, что лежит под ногами как почва культуры, и история всегда будет предысторией, т.е. относящейся к дочеловеческому в человеке. И в этой же почве рождается человеческое как отношение дочеловеческого к сверхчеловеческому. Вообще историю в каждом ее отрезке нужно превращать в предысторию, т.е. в дочеловеческое состояние, чтобы в устремлении к сверхчеловеческим пределам обрести человеческое самостояние.