Все эти скошенные или искаженные негативы — господства, подчинения, насилия и т.д. перед природой и есть заблуждения присвоения целиком не своей роли в мире. И может быть в этом смысле к концу XX века постмодерн и знаменателен своим осознанием ужаса перед совершенным или артикуляцией падения в хаос, сознания (необходимой) деконструкции (например, Ж.Деррида). Хотя это не поиск чего-то позитивного, а негативность против негативного, выдающего себя за позитивное в чрезмерном прогрессизме во всех его проявлениях: в науке, искусстве, политике и т.д. Но в принципе видимо все духовные и без(вне) духовные искания есть искания из экологической проблемы.
Познание не есть все, т.е. оно не всесильно, оно не есть высшее проявление человеческого в человеке. Познание есть лишь обратный ход от вещей. Точнее, оно есть устремленность к вещам как иным от нас (Левинас), но именно как таковая есть подчиненный момент духовности человека. Вообще всякая активность (в том числе и субъекта познания) есть подчиненный момент созерцания — не как пассивности, а как пребывания в мире, испытываемого человеком как душевно-духовным существом.
То есть, все-таки, не вещи познаются, а человек их познает (трансцендентальная апперцепция Канта), но поскольку это происходит за счет впадения в небытие, то внутренний вакуум может быть заполнен лишь духовностью. Почему Кант и пытался «ограничить разум и дать место вере».
Познание есть искушение небытия, нагло где-то рядом таится дьявол, познание — грех, и нужно покаяние, с тем чтобы спастись. За каждую мысль нужно отвечать. И истина не в знании, а в заблуждении, в котором мы за истину выдаем некие знания. Но это можно понять лишь с точки зрения духовности или, что может быть точнее, душевности. Почему?
Знание — это присвоение, подчинение, господство. А тем более сие относится к информации. Человечество скачками шло от мудрости древних к знаниям специалистов (теоретиков), затем — к информации, уже вовсе обезличенной как «степень упорядоченности системы». И пропадает человечество в перспективе именно в том, в чем оно кичится в качестве достижений перед природой. Торжеством всего этого процесса теперь стал интернет — самозамкнутое виртуальное пространство. Если до этого линейное освоение пространства во времени шло в неисчерпываемых многовекторных устремлениях, то теперь человечество замкнулось само на себя. А это ловушка цивилизации, электронный капкан, из которого на природу вряд ли возможно выбраться. Это и есть факт сумасшествия человечества. Мне возразят, что интернет — это хорошо, потому что почти все или полностью все источники информации тем самым становятся доступными каждому ее ищущему. Да, но так уж обстоит дело, что всякое достижение цивилизации ровно настолько же есть добро, насколько и зло. А когда добро и зло сбалансированы, то обычно побеждает зло.
Однако можно сказать и так, что если человек из себя познает мир, то мир познает человека в виде усиливающегося, растущего, торжествующего носителя зла. «Еще способно плодоносить чрево, которое вынашивало гада» (Б.Брехт). Фантастические страшилки на экранах электронных ящиков вовсе не фантастичны, а демонстрируют современную экологическую ситуацию вполне реально. Во всяком случае все это не такое уж далекое будущее.
Но нужны ли мы миру в этом качестве? В чем наша необходимость миру? Что мы ему несем? В чем наша свобода? Наша ответственность? Вопросы риторические, конечно же, мы не нужны миру, мы несем ему зло, мы не обладаем свободой, а стихийны, перед чем все стихии природы ничто, нет никакой ответственности, есть только притязания и т.д. и т.п. И дом наш, становясь все более гигантским, укрывает все более ужасных чудовищ цивилизации.
Знание, само по себе или не само по себе — все равно, есть зло как сила, перед которой ничто в мире не может устоять. А информация и вовсе самозабвение человека. Если в знании человек еще каким-то боком присутствует в своей односторонности, то в информации он теряется по существу. И зло из обособленности человека переходит к его внутреннему небытию как иллюзорному бытию. То есть зло приобретает статус бытия. Зло всегда было в человеке, но теперь сам человек во зле — не на себя, что было бы приемлемо и чего подчас не хватает, например, это схвачено в «намысе» у казахов, а на мир. Не «мир лежит во зле», а человек. Может мир и лежал во зле, но человек возвеличил в нем зло, истребляя в добре.
Человечество до сих пор пробавлялось заблуждением, а не истиной. Не заблуждение было моментом истины (расхожее положение диалектики), а истина — моментом заблуждения. И это нужно уяснить для выхода из экологической ситуации. Требуется вообще переоценка всех ценностей цивилизации, кардинальный пересмотр себя в мире. Успеть доделать то, что не успели Ницше, Достоевский, но будучи при этом в ясном уме, а не сходя с ума вместе с человечеством. Правда, Ницше все-таки успел сказать, что сумасшествие народов — правило, а отдельного человека — исключение. Мы все еще активистски смотрим на мир, без того чтобы мир признательно смотрел на нас и чтобы не мы были в мире, а мир в нас.